Прозрачный - Евгения Пушкина

Когда ты ребенок, то белое кажется особенно белым, а черное черным. Дни недели тоже имеют свою красочную категоричность. Понедельник белый, вторник – зеленый, среда – розовая, четверг – фиолетовый, пятница – синяя, суббота – красная, а воскресенье голубое. Откуда берутся эти цвета и почему именно они сопоставляются именно с этими днями недели? Я очень любил пятницы, можно было не думать об уроках, играть на школьном дворе сколько угодно или устраивать посиделки у кого-нибудь дома. Смотреть сказки и мультфильмы, играть или просто прийти домой и завалиться спать в пятницу после уроков – это особенно приятно. Суббота тоже хороший день, да и воскресенье ничего – ты не в школе, ты не сидишь за партой и не нервничаешь, что не сделал домашку, тебя не клонит в сон на каждом скучном уроке. Ты свободен, это самое сладкое и чудесное ощущение – беззаботной детской свободы, когда любой досуг интересен, любая игра захватывает, любые положительные эмоции усиливают ощущение детского счастья.

Почему-то именно в среду мне всегда становилось грустно, становилось неуютно и не по себе. Этот день ничем не отличался, скажем, от понедельника или вторника или четверга. Но он был всегда каким-то хмурым. Я получал нагоняи от учителей, ссорился с мамой или умудрялся повздорить с друзьями из-за какого-то пустяка. Мое беззаботное счастливое детство закончилось тоже в среду, в конце ноября.

Этот день стал для меня своеобразной точкой обратного отсчета, обратного отсчета моей нормальной жизни. Именно в этот день случилось то, что сделало меня больным. Многие врачи, психиатры, психологи в своих книгах описывают, что слабое место в человеческом организме или в человеческой психике может долго не давать о себе знать, но при определенных обстоятельствах, при определенном толчке оно начинает вредить всему организму в целом. Как растение-сорняк, развивается, пускает свои корни в здоровую сильную плоть, питается ею, высасывает все жизненные силы. Здоровая слаженная система начинает постепенно разрушаться, иногда ее удается спасти правильным лечением, иногда нет. Это как лотерея: кому-то везет, и он остается живым, здоровым, счастливым, а кто-то вянет и чахнет на глазах и в конечном счете погибает. Так и было со всеми моими родными по папиной линии, они ломались, как устройства, из-за едва заметного брака, который давал о себе знать через приличное время работы, но все-таки заставлял их ломаться, несмотря на прекрасную жизнь и прекрасных людей вокруг. Мне не повезло, я заболел, еще не успев пожить и добиться чего-то в жизни, я был самым рано испортившимся экземпляром, мне было одиннадцать, когда это началось.

В этот день выпал первый снег, большие хлопья кружились все утро почти до обеда, я пялился в окно на уроках, а Пашка сидел рядом и периодически пихал меня под бок, когда учитель проходил рядом или недовольно поглядывал на меня, потому что я совсем не слушал урока. По школьной программе в расписании стояли не самые привлекательные уроки: литература, русский язык, история, биология, английский язык. В конце дня мы с Пашкой ждали Витю и Сережу, у них было на один урок больше. Мы сначала сидели в столовой, кидаясь остатками булочек. Нас выгнала уборщица, и мы побрели в школьный дворик, там пятиклашки рисовали героев комиксов на снегу, соревнуясь у кого лучше и красивее рисунок. Я попробовал нарисовать Микеланджело из черепашек-ниндзя, а Пашка Робокопа, потом мне это надоело, и я сказал, что это забава для малявок. Паша обиделся, и мы начали кидаться снегом, хотя снег был таким хлипким, не позволял слепить полноценный снежок, приходилось долго сгребать его с асфальта, в этот момент Пашка уже успевал засунуть мне какое-то количество снега за шиворот.

Закончился шестой урок, и появились Витя с Сережей. Мы продолжали забаву со снегом уже за пределами школьного дворика, но нам быстро это наскучило. Сережа был немного нервным и постоянно всех задирал, что не было ему свойственно. Возникал какой-то конфуз, и игра не клеилась. Я спросил, что сегодня с Серегой, почему такой дерганый и сердитый. Он отшутился, что мало каши ел на завтрак, в отличие от Паши, которого наверняка накормила тетя. Потом он предложил пойти к кому-нибудь в гости на большую порцию каши. Я, долго не думая, позвал всех к себе. Мы надели рюкзаки и, продолжая задирать друг друга, отправились к моему подъезду.

Я жил в двух шагах от школы, всего-то надо было обойти мой дом с другой стороны, где был вход в подъезд. Мой подъезд имеет сквозной черный ход, за счет которого можно гораздо ближе зайти со стороны школы, но иногда по непонятным причинам его закрывают. Мы решили проверить и сократить путь. Подъезд был открыт, мы зашли в него и вместо того, чтобы пойти к лестнице, я живу на четвертом этаже, зависли возле лифтов, читая свеженаписанное похабное стихотворение на двери. В этот момент приехал лифт и приглашающе открыл двери. Витька предложил скататься на крышу раз такое дело. Серега сначала отказался, мол, на крыше скользко, не стоит. Но тут Витька с Пашкой начали передразнивать его, брать на слабо, мол, ты боишься, так и скажи. В итоге все ввалились в лифт и нажали вместо моего последний этаж.

Приехав наверх, мы перешли на лестницу, поднялись к чердаку, где надо было чуть-чуть вскарабкаться, чтобы зацепиться за перекладину возле люка, ведущего на крышу. Люк был распахнут, оттуда веяло зловещим холодом. Мы забрались туда и вышли на крышу. Никого не было, снег покрывал всю крышу. Парни начали делать разные следы и узоры на снегу, придумывая каких-то персонажей и героев. Я озирался по сторонам, хоть был еще день, но уже клонились сумерки, в ноябре темнело рано. Город казался очень необычным с этого ракурса, словно ты подглядываешь за жизнью сверху, видишь, как внизу идут люди, ездят машины, как таят лужи и где-то играют дети.

Я помню очень хорошо этот день, каждую деталь, каждое ощущение. Мне стоит закрыть глаза, и я могу с точностью до минуты воспроизвести все события в своей голове. Мы начали носиться по крыше, разбегаться и скользить по снегу. Снег забавно разъезжался под ногами в разные стороны. Потом продолжилась тема на слабо. Паша с Витьком друг друга дразнили и подпрыгивали, кто выше. Серега бросался в них снегом, а я вяло ходил по крыше, втягивая в себя влажный холодный воздух. Меня тоже закидывали снегом несколько раз, но я плохо реагировал на игру, задумавшись о текущем моменте. Я помню это ощущение, словно что-то останавливается внутри тебя, и ты так удивляешься тому, что живой, что у тебя есть имя, тело, жизнь, мама, школа. Мысли в голове: «Неужели я это я? Я целое живое существо, которое двигается, шевелит пальцами. Ничего себе. Неужели это все вокруг – мой мир, моя жизнь. Неужели я в ней герой, участник, что это все такое вокруг». Под эти мысли небо темнело, зажигались фонари, а ребята носились по крыше. Потом я заметил, что парни стоят у самого бортика и смотрят вниз, периодически кидая туда снег. Видимо, они наблюдали, как снег падает, и цель их игры была докинуть снежок в какое-то определенное место, но ни у кого это не получалась.