Летний сон в алых тонах - Кристоффер Хольст

– Ты прямо читаешь мои мысли.

– Еще не вскрыла себе вены?

– Не, нигде не могу найти свою одноразовую бритву.

Закке смеется. Я улыбаюсь в своем одиночестве.

– Что делаешь? – спрашиваю.

– Да вот, раздумываю, какое кино нам посмотреть. В Стокгольме отвратная погода.

– У нас здесь тоже. Только что слышала раскаты грома.

– Шведское лето – ничего другого я и не ожидал.

– Как дела у Юнатана?

– Отлично, если не считать, что из-за всей этой пыльцы он хрипит, как восьмидесятилетний старикан. И все лицо красное. Жутко несексуально, но я стараюсь не слишком много на него смотреть.

– Бедняжка, обними его за меня.

– Ни за что, он же всего меня обсопливит. Кстати, что ты думаешь о «Кинг-Конге»?

– Ты сейчас о кино говоришь?

– Ага.

– Ты же знаешь, я чертовки плохо разбираюсь в фильмах.

– Знаю. Ты же только читаешь романы, где врачи трахают своих медсестер. Высший класс.

– Спасибо. В отличие от генно-модифицированной гориллы, это ты хотел сказать?

Я прямо-таки слышу, как Закке на другом конце вздыхает. Он в самом деле умеет так громко вздыхать, что это даже по телефону слышно.

– Ну и… как там жизнь на Балтийском море?

– Кровавый ужас.

– Что?

Я делаю глубокий вдох. И непроизвольно понижаю голос, словно меня подслушивают.

– Слушай, Закке… тут сегодня ночью одну девушку убили.

В трубке становится тихо.

– Шутишь?

– Нет, правда.

– То есть на… э-э… этих твоих шхерах?

– На Буллхольмене, да.

– Но… за что?

Сидя на диванчике, я пожимаю плечами. Глупо, конечно, ведь Закке не может этого видеть.

– Ее парня задержали. Я так понимаю, что полиция думает, это он утопил ее. Им обоим по девятнадцать лет. В смысле, было. С ума можно сойти.

Я слышу, как Закке зовет Юнатана и повторяет ему все то, что я только что рассказала. При этом голос Закке звучит излишне драматично, а рассказ приправлен деталями в духе «Силла говорит, что весь остров в шоке» и «ее глаза были широко распахнуты, когда ее нашли». В ответ доносится хриплый голос Юнатана с различными вариациями на тему «Ах ты боже мой».

Я улыбаюсь себе под нос. И чувствую, как же сильно соскучилась по ним. Соскучилась по их стряпне, душевной теплоте и их квартире на площади Марияторьет. Я соскучилась даже по Грете Гарбо, которая тявкает на заднем плане. Грета Гарбо – это их новая собака, хотя чаще всего мы зовем ее просто Грета. Ей уже скоро год, жизнерадостная болонка породы гаванский бишон. Это Юнатан настоял на том, чтобы завести собаку, хотя Закке больше всего на свете мечтал, чтобы ни в доме, ни в жизни не было лишних помех. Но Юнатан не сдавался, и когда Закке увидел этого щенка, то влюбился в него с первого взгляда. У Греты Гарбо были большие глаза, мягкая густая шерстка, и вообще она выглядела так, словно была специально создана для того, чтобы ее любили. Но стоило фру Гарбо переступить порог квартиры на Марияторьет, как она показала свое настоящее лицо. То бишь морду. Каждый день ее выворачивает наизнанку, в основном на ковер, еще она любит кусать за ноги и писать предпочитает внутри дома, а не снаружи. На паркете есть даже царапины, появившиеся после того, как Юнатан пытался вытащить Грету на улицу, чтобы она справила свою нужду на земле, а не на полу. Но если уж завел собаку, то от нее никуда не денешься. И потом я думаю, что Закке полезно о ком-нибудь заботиться. «Черствый снаружи, но мягкий внутри», – подшучиваю я над ним, что его ужасно злит.

– Как же это неприятно, Силла! – говорит он наконец.

– Да. Ужасно. Но моя соседка – ее зовут Рози – так вот, ее сын работает в полиции Наки. Так что я чувствую себя в полной безопасности.

– А. Полицейский. Чудесно…

Я фыркаю. Закке питает слабость к мужчинам в униформе. И млеет перед каждым встреченным им полицейским или пожарным. В общем, перед всеми, кто так или иначе спасает людей.

– Только на нем не было полицейской одежды, – добавляю я.

– О, вы так далеко с ним зашли?

– На нем была одежда. Но не форма.

– Жаль. Он хоть симпатичный?

Я улыбаюсь. На долю секунды мысленно вижу перед собой белую рубашку. И проглядывающую под ней загорелую кожу. Адам оказался большим. Не слишком высоким, но все равно большим. То есть хочу сказать, что темно-синий костюм не болтался на нем, а сидел как влитой на его широких плечах. Я закатываю глаза – и о чем я только думаю. Это все потому, что меня только что бросили. Сразу впадаешь в отчаяние. Но я не собираюсь томиться по служащему в полиции сыну соседки.

– Ну как тебе сказать… вполне приятный молодой человек.

– Приятный? – переспрашивает Закке. – Прости, нам случаем не по восемьдесят лет стукнуло? Ты говоришь «приятный молодой человек»?

– Ну, тебе бы он понравился, Закке.

– Это мне мало о чем говорит, я не слишком разборчив.

Я чешу в затылке и одновременно слышу, как Юнатан бормочет где-то на заднем плане «я все слышу».

– У него был при себе такой сексуальный полицейский жетон? – интересуется Закке.

– Мм.

– Пистолет?

– Ничего такого я не видела.

– Может, резиновая дубинка?

– Ладно, я кладу трубку.

– Нет, прости! Я… я просто подумал, что это довольно увлекательно. Островной роман после разрыва с Данне. Возможно, это именно то, что тебе сейчас нужно, а, Силла? Не находишь?

Я качаю головой несмотря на то, что Закке не может меня сейчас видеть. Я знаю, что Данне никогда ему по-настоящему не нравился. Он ни разу не сказал этого вслух, он слишком хорошо воспитан для этого, но я и так видела это по нему, когда они встречались.

Закке считал Данне ленивым. Пассивным. Неинтересным. Или это я так считала? Но пусть Данне и не был каким-нибудь the bachelor-man [6 - Завидный жених (англ. ). ], все же он был… моим. Мы были вместе три года. Целых три года он спал рядом со мной по ночам. Поэтому нельзя просто так взять и притвориться, что этих трех лет не было. И когда такие отношения подходят к концу, то появляется чувство, словно маленькая часть тебя бесследно исчезает. Превращается в дым. И я не понимаю, как может быть по-другому.