Смерть современных героев

Страница 3

– Он имеет в виду фальшивый паспорт? – Джон вздохнул.

– Ну нет, настоящий, хороший паспорт. – Виктор, казалось, обиделся.

– Американский?

– Французский. Чем французский паспорт хуже американского?

– Может, он и лучше, но я плохо говорю по-французски.

– На американский паспорт требуется больше времени, – подумав, сказал Виктор. – День или пару дней.

– Мы должны выехать сегодня же. Сейчас, – сказала мисс Ивенс. – Завтра будет неинтересно.

– Я все равно не смогу ехать с вами, даже если мы решим проблему паспорта. На моем счету в BNP [4 - Парижский национальный банк. ] – двести франков.

– И у Виктора нет денег, – радостно сообщила мисс Ивенс. – Но у меня есть деньги. Поехали. Посмотрите на эту поездку с другой стороны, Джон. Представьте себе, Джон, что мы совершаем доброе дело, везем в Венецию юношу, который никогда там не был и мечтает о ней. А?

– Вы предлагаете мне отправиться в Венецию за ваш счет? Но почему? – Галант был искренне изумлен непонятной щедростью женщины, знающей его менее суток.

– О, почему… почему… – Лицо мисс Ивенс внезапно покрылось розовыми пятнами. – Мне так хочется, вот и все… И у меня есть деньги, чтобы осуществить мое желание. Смотри… Иди сюда! – Она отступила к двери кухни и стояла там, приглашая его рукой.

Галант встал и прошел за нею в кухню. Вежливый и спокойный, остался на месте Виктор. Он, очевидно, хорошо знал привычки мисс Ивенс и не удивлялся эксцентрическому предложению женщины прогулять двух мужчин в Венецию.

В углах кухни и на полках – повсюду стояли банки. Взяв наугад одну из них с этикеткой «Нэскафе», мисс Ивенс высыпала из нее на кухонный стол колючие и пряные травы, очевидно специи, и, запустив руку глубже, вынула толстую пачку пятисотфранковых билетов, стянутых резинкой. «Видишь! » Пошарив рукой среди банок на полке, выдернула деревянно-медный корпус старой ручной кофе-мельницы, быстро отвинтила гайку на дне ее и вытряхнула содержимое на стол. Вместе с деталями механизма вывалились несколько пачек пятисотфранковых билетов, также перетянутых резинками. «Нам этого хватит на неделю, не волнуйся! »

Низведенный или возвышенный из «вы» в «ты», он согласился.

– OK, едем! – Еще за несколько месяцев он бы ни за что не согласился, но сейчас он был готов. Созрел, по всей вероятности.

4

– Последний раз я была в Венеции с Чарли. Интересно оживить вдруг воспоминания! – Мисс Ивенс радостно огляделась вокруг.

Джон – в кармане его, впрочем, находился паспорт, удостоверяющий, что он – Жан-Кристоф Деклерк, – подумал, что, если бы он встретил Чарли, «человека, сломавшего ей жизнь», как он мысленно назвал его, он по меньшей мере дал бы Чарли по физиономии. По пятидесятилетней физиономии интеллектуала и университетского профессора. Информации, сообщенной мисс Ивенс в поезде, было предостаточно, чтобы понять, какой бастард был, есть и останется этот хваленый Чарли.

Мисс Ивенс шла между двумя мужчинами, держа их под руки, время от времени повисала на их руках, болтала ногами и смеялась. Виктор, остановившись для этого, тронул рукой обильно заснеженную ветку пинии, боком нависшей над набережной, и ветка осыпала их снегом.

– Это очень хорошо, что мы в Венеции! – воскликнула мисс Ивенс. – Я очень рада, что мы вот так вот спонтанно приехали. Я не выношу строить планы, а вот так, вдруг – это очень хорошо. Как приятно здесь, да, Виктор?

– Хорошо, – согласился латиноамериканец, оглядывая набережную и канал, усеянный катерами и баржами, везущими всевозможные грузы, насущно необходимые венецианскому жителю. Ящики с вином и даже груды кирпича. Виктор поежился: – Только я представлял себе ее иначе. Я думал, Венеция теплее и южнее. Я не люблю холода, – добавил он стеснительно.

– Сейчас мы отправимся в кафе на пьяцца Сан-Марко, господа мужчины, и будем иметь наш первый венецианский завтрак, выпьем по чашке горячего кофе! – сказала мисс. – Впрочем, я никого не насилую, каждый из нас должен делать то и только то, что ему нравится.

– Разумеется, – согласились мужчины.

Однако они хотели кофе немедленно. Они замерзли. До маниакальной жизнерадостности мисс Ивенс им было далеко. И когда, выйдя с набережной на пьяцца Сан-Марко, вдруг расхохотавшаяся от удовольствия мисс Ивенс на минуту оторвалась от них, вприпрыжку побежав по площади, они доверительно признались друг другу, что замерзли.

Найти открытое кафе оказалось непростым делом. Почему-то все они оказались закрытыми на следующее утро после карнавала. Возможно, владельцы занимались залечиванием ран и устранением повреждений.

«Наверное, после карнавала у венецианских кафе должны быть серьезные повреждения», – подумал Галант. Он с завистью оглядел группу немецких туристов с фотоаппаратами. Все они были одеты в добротные полушубки на меху, и физиономии их пылали. На крюке квартиры на рю Алезиа у него висел подобный полушубок, но по воле новых друзей он оказался в Венеции в той же одежде, в какой покинул свое жилище накануне ночью. Прибавился лишь белый шарф-фуляр, выданный ему мисс Ивенс. Она не позволила ему заехать на рю Алезиа. «Все должно быть спонтанно». За исключением носового платка, ключей от парижской квартиры и чужого паспорта (определяющего рост владельца в 1 метр 79 сантиметров, тогда как Джон Галант возвышался над землей всего на 1 метр 70 сантиметров), Галант ввез в Венецию лишь носильные вещи. Мисс Ивенс, несмотря на то, что имела возможность взять с собой в путешествие сколько угодно багажа, по своей воле предпочла путешествовать налегке. С плеча у нее свисала видавшая виды, потертая, с трудом закрывающаяся обычная женская сумка – в таких они таскают косметику. В сумке находился весь багаж: большая железная коробка с марихуаной, машинка для изготовления сигарет, сигаретный табак, железная коробка с кокаином, грязная расческа (ее мисс Ивенс подобрала уже на вокзале, подняв с перрона) и множество лекарств. Лекарства в капсулах, порошках и пилюлях служили мисс Ивенс средством борьбы против многочисленных аллергий и болезней, атакующих тело мисс днем и ночью. В сумке же находился шприц в чехле и несколько пачек пятисотфранковых билетов, перетянутых резинками, – их казна.

Откуда Джон знал, что содержится в сумке мисс? Когда мисс желала извлечь что-либо из своей сумки, она запросто переворачивала ее и вываливала содержимое на поездное одеяло…

Читать похожие на «Смерть современных героев» книги

«Писатель привез дикое животное из Лос-Анджелеса. То есть тогда писатель не подозревал, что оно дикое, иначе ни за что не позволил бы себе пригласить эту здоровенную русскую кошку с широкими плечами, грудью, тронутой шрамами ожогов, с длинными ногами в постоянных синяках в свое монашеское обиталище. Увы, писатель открыл, что зверь дикий, а не домашний, слишком поздно». Миниатюрное отчаяние защемило вдруг дыхательные пути коротко остриженного супермена, ибо он внезапно «увидел»

«Что в книге? Я собрал вместе куски пейзажей, ситуации, случившиеся со мной в последнее время, всплывшие из хаоса воспоминания и вот швыряю вам, мои наследники (а это кто угодно: зэки, работяги, иностранцы, гулящие девки, солдаты, полицейские, революционеры), я швыряю вам результаты». – Эдуард Лимонов «Старик путешествует» – последняя книга, написанная Эдуардом Лимоновым. По словам автора, в ее основе «яркие вспышки сознания», освещающие его детство, годы в Париже и Нью-Йорке, недавние поездки

После отъезда из США Эдичка живет во Франции. Здесь выходит его первый роман, который впоследствии станет культовым, но пока про него не пишут, он с трудом сводит концы с концами, мерзнет в неотапливаемой студии и живет впроголодь. Но русский поэт знавал и куда более худшие времена. «Великая мать любви» – сборник рассказов об эмиграции и не только, где художественная проза, как всегда у Лимонова, предельно смыкается с мемуарной.

Америка глазами неистового русского: молодого, жаркого и свободного. В его венах пульсирует любовь, а в ушах звучит музыка. Эдичка никогда не был «удобным», и в этом сборнике рассказов он остается верным себе гениальным провокатором, enfant terrible. Лимонов писал автофикшн, когда он еще не был мейнстримом. «Американские каникулы», которых ждали пятнадцать лет, наконец возвращаются.

Эдуард Вениаминович Лимонов известен как прозаик, социальный философ, политик. Но начинал Лимонов как поэт. Именно так он представлял себя в самом знаменитом своём романе «Это я, Эдичка»: «Я – русский поэт». О поэзии Лимонова оставили самые высокие отзывы такие специалисты, как Александр Жолковский и Иосиф Бродский. Поэтический голос Лимонова уникален, а вклад в историю национальной и мировой словесности еще будет осмысливаться. Вернувшийся к сочинению стихов в последние два десятилетия своей

Первая тюремная книга Лимонова – сборник воспоминаний, посвященных любви и войне, политике и женщинам. Оказавшись в заключении, автор подводит промежуточные итоги своей жизни, и тогда этот пестрый калейдоскоп сцен, собранных под одной обложкой, приобретает особенную глубину и выразительность. Эдуард Лимонов писал, что эту книгу можно назвать «Книгой времени»: «Но я предпочел воду. Вода несет, смывает, и нельзя войти в одну воду дважды».

Вторая книга «харьковской трилогии» Эдуарда Лимонова – это дневник бунтаря и анархиста в юности. Эди-бэби бродит по Харькову со стихами в голове, томлением в сердце и бритвой в кармане. Скитаясь в поисках денег, он ведет за собой читателя по рабочим окраинам города своего детства, мечтая стать благородным разбойником. Но времена Робин Гудов прошли, их сменило время барыг и бандитов, противостоящих «козьему племени». «Завтра будет день. А до этого он будет спать. А пока он будет спать, самая

Это роман о Харькове 60-х годов, подернутый ностальгической дымкой, роман о юности автора и его друзей, о превращении "молодого негодяя" из представителя "козьего племени" (по его собственному определению) в пылкого богемного юношу… Являясь самостоятельным произведением, книга примыкает к двум романам Эдуарда Лимонова – "Подросток Савенко", "У нас была великая эпоха" – своего рода харьковской трилогии автора. Впервые "Молодой негодяй" был выпущен издательством «Синтаксис» (Париж) в 1986 году.

«У нас была Великая Эпоха» – первая книга цикла «Харьковская трилогия», включающего также романы «Подросток Савенко» и «Молодой негодяй». Роман повествует о родителях и школьных годах писателя. Детство, пришедшееся на первые послевоенные годы, было трудным, но по-своему счастливым. На страницах этой книги Лимонов представляет свой вариант Великой Эпохи, собственный взгляд на советскую империю, сформированный вопреки навязанному извне. «Мой взгляд – не глазами жертвы эпохи, ни в коем случае не

Второй роман «нью-йоркской трилогии» Эдуарда Лимонова – и новый вызов, который писатель бросает обществу. Его герой, всемирно известный Эдичка, работает дворецким и поваром в доме богатого американца и, пока хозяин не видит, берет от жизни все: водит в его дом женщин, роется в его вещах и пьет его вино. Это бунт бедного эмигранта против роскошной и бездуховной жизни высшего света. «Будь один, – говорил я себе, – не верь никому. Люди – дерьмо, они не то что плохи, но они слабые, вялые и жалкие,