Комната 15 - Чарльз Харрис

Он умолкает и отпивает глоток.

– Ты продавал ей кокс?

– Нет, твою мать! У меня еще осталась капля чувства самосохранения.

Я спрашиваю, где Эми Мэттьюс могла покупать кокаин, и Пол печально качает головой:

– Я не знаю, где она достает его сейчас. Тот притон, где я ее видел, вскоре прикрыли. Но когда я упомянул о том, что она ходила в подпольный клуб, ты ничуть не удивился. Сказал мне, что на прошлое Рождество проводил облаву в одном таком.

– Я решил, что это был тот же самый?

– Ты ничего не сказал. Просто положил трубку. Я также не помню, чтобы ты сказал «спасибо». – Он кисло усмехается.

Я словно в тумане пытаюсь переварить информацию.

– Вчера вечером меня вызвали в одну из гостиниц. Рядом с Кингс-Кросс. Одна мертвая женщина. Это была она. – Я достаю сотовый телефон и протягиваю Полу, показывая фотографию трупа Эми Мэттьюс. – Взгляни.

– Что я, мертвецов не видел…

– Нет, ты посмотри. Что ты видишь?

– Я знаю, ее застрелили и… – Пол слегка морщится. Ему неприятно смотреть на труп. Наверное, за время службы в полиции он повидал их сотни, но, должен признать, у этого более жуткий вид, чем у большинства.

– Присмотрись хорошенько, – говорю я. – Дешевое старое платье, шерстяной свитер и сапоги-«дутики». И никакой косметики.

– Я всё вижу и понимаю, что ты хочешь сказать. Чем бы она там ни занималась, к клубу это не имеет никакого отношения.

– Так чем она там занималась?

Пол ничего не отвечает. Я снова закрываю глаза. Ветер воет громче, порез у меня на шее пульсирует болью.

– Почему я считал, что ей угрожает опасность? Я ее нашел? Я получил вот это, пытаясь ее спасти?

– Все со временем вернется, – ворчит Пол.

– Ты думаешь? – Я тут что-то недопонимаю. – Ну, а вторая?

– Какая вторая?

– Ты сказал, я говорил тебе про двух медсестер. Одну убили. Что со второй?

– Ты назвал мне только одно имя.

– Пол, напрягись. Я хоть что-нибудь говорил о второй?

– Ровным счетом ничего. – Он ставит пустую банку на стол.

– Твою мать, если я пытался разыскать двух медсестер, я должен был сказать что-то о второй. Кто она? Где может быть? Думай! – Мне хочется хорошенько его встряхнуть. – Эта медсестра в опасности. Возможно, тот, кто убил Мэттьюс, еще не нашел ее.

Пол молча пожимает плечами, и его благодушие злит меня еще больше.

– Ты больше ничего не можешь мне сказать? Я не хочу войти в другой гостиничный номер и обнаружить еще одну женщину, разбрызганную по стенам!

Но я сознаю, что в этом нет смысла. Я получил от отца все, что мог. Встаю и направляюсь к двери, затем оборачиваюсь и смотрю на него, сидящего в заплесневелой голой комнате жилого прицепа.

– С тобой точно всё в порядке? – спрашиваю я. – Тебе ничего не нужно?

– Я не настолько старый. Я еще умею выходить в интернет и брать напрокат видеодиски.

Я открываю дверь, и мне в лицо дует холодом.

– Я когда-либо упоминал коппера [2 - Одно из прозвищ полицейских, пришедшее в Англию из США. ] по имени Бекс?

– Да. Это твоя правая рука.

– Ты когда-нибудь с ним встречался?

– Всего раз десять. Это он сейчас сидит на улице в красном «Воксхолле», стараясь не отморозить яйца.

Я оборачиваюсь.

– Определенно, сам он говорит именно это. Я ему доверяю?

– А ты правда ничего не помнишь, да? Этот парень умрет за тебя. Пусть вид у него не ахти, но я не встречал коппера, которому доверял бы больше.

Я по-прежнему сомневаюсь.

– Тот человек, который напал на меня в больнице, который пытался меня убить – он знал, кто я такой. Но о том, что я в больнице, были в курсе только в полиции.

– А что насчет персонала больницы? Они тоже знали, что ты там.

Я ежусь.

– Ты всегда учил меня выбирать самый простой ответ.

– Я, нах, никогда тебя ничему не учил. По крайней мере, по своей воле.

Я задумываюсь над ответом. В конце концов, я по-прежнему полицейский, а Пол – нет. Я – единственный Блэкли, оставшийся в полиции, хотя отец всячески этому противился. Но опять же, я знаю, что он гордится моими успехами и достижениями, хотя скорее умрет, чем признается в этом. И, несмотря ни на что, он мой отец.

Поэтому я ничего не говорю, а просто выхожу на улицу и закрываю за собой дверь.

* * *

Пока человек, называющий себя Бексом, выезжает со стоянки жилых прицепов, я втискиваюсь в угол и, откинув голову на петлю ремня безопасности, присматриваю за ним. Несмотря на боль, усталость и постоянный страх, что я схожу с ума, я постепенно снова начинаю соображать. Где-то тут есть ответ на то, что происходит. Бекс спрашивает, куда ехать. Мне нужно время, чтобы подумать, поэтому я говорю просто:

– В город. Быстро.

Хотя, когда мы снова выезжаем на А-1, еще по-траурному темно, движение становится более оживленным: первые немногочисленные грузовики, развозящие товары по магазинам, и те, кому даже в воскресенье нужно ехать на работу. Всевышний отвел этот день на отдых и молитвы. Отдыха я не вижу и задаюсь вопросом, что такое молитва. Рефрижератор везет мороженые продукты в супермаркет. Бензовоз везет горючее на заправку. Я проникаюсь завистью к ортодоксальным иудеям и адвентистам Седьмого дня за их веру в особый день. Это как Рождество, но только на каждой неделе. Наверное, должно быть что-то убаюкивающее в закрытых магазинах, поставленных на прикол машинах. В сознании того, что где-то есть кто-то, кто по-прежнему выкраивает время на то, чтобы не делать деньги.

Выпавший ночью снег замерз и стал жестким, и я чувствую, как опасно проскальзывают колеса, когда Бекс входит в повороты.

– Я хочу, чтобы ты сейчас связался с участком, – говорю я. – Мне нужно, чтобы ты выяснил, не было ли этой ночью нападений на других женщин.