Дыши всем назло - Чапыгина Анастасия

– Значит, опять вернула… – сказал он себе под нос.

– Не знал, что теперь тебя интересуют худосочные малолетки, к тому же такой непривлекательной наружности, а сам ты заделался педофилом, – Аавилл усмехнулся, однако он еле держался, чтобы не заехать отцу по его наглой физиономии.

– Во-первых, это не твое собачье дело, во-вторых, я не собираюсь обсуждать свой выбор с убийцей моей жены, а в-третьих, выйди и закрой за собой дверь. И бережно, понял? – Лайонел явно издевался, применив спокойствие и надавив на больное место сына.

Вот тут Аавилл уже не собирался держать себя в руках. Он со всей силы стукнул кулаком по столу, отчего содержимое кружки немного выплеснулось на бумаги. Да как отец смеет так говорить о нем? Значит, он убийца, вот как?

– Я не убивал свою мать, и ты это знаешь! – зарычал он. – Это от твоих измен она была готова повеситься!

– Выйди. И закрой. Дверь, – вкрадчиво повторил отец по слогам, сам теряя терпение и безуспешно стараясь спасти испорченные бумаги.

Аавилл снова зарычал и вылетел из кабинета, хлопнув дверью. Прочь отсюда. Прочь из этого дурдома. Из этой клетки, в которой хранятся лишь плохие воспоминания, лишь один негатив, ненавистный отец… Ярость, боль, обида разрывали грудную клетку, хотелось орать во весь голос, раздирая горло до крови; хотелось упасть на землю без чувств и больше никогда их не испытывать. Никаких. Никогда. И он не будет чувствовать все это один. Окружающие пусть тоже сладко не живут.

* * *

– О, Аавилл пожаловал! – в глазах Орлеана загорелась озорная искорка, едва он заметил своего друга, пришедшего на озеро. – Вид у тебя просто шикарный. Обожаю этот твой разрывающий душу взгляд, он такой чувственный! Ты сразу становишься похожим на нашу математичку, когда я говорю ей, что опять пришел без домашки, – Орлеан расхохотался.

Аавилл выдохнул и сел на траву чуть поодаль от него. Вообще он приехал на озеро, потому что в этом месте всегда чувствовал успокоение. Кто ж знал, что Орлеан опередит. Спокойно с ним не посидишь, но хотя бы отвлечешься от горестных мыслей.

– Мне вот интересно, ты хотя бы во сне умолкаешь? – спросил Аавилл, раздраженно отвечая на SMS от Эсли.

– Этого мне знать не дано, – простодушно пожал плечами Орлеан. – Чего такой напряженный снова? Не разобрался с отцом?

– Он безумен, – буркнул Стоунер. – Ненавижу его.

Файер придвинулся ближе, чтобы взять камушек, и кинул его в воду. Получилось шесть блинчиков. Орлеан сидя затанцевал.

– Не ревнуй, – беззаботно отозвался он.

– К кому? – Аавилл ухмыльнулся. – К деревенской девке?

– К отцу, – Орлеан лукаво улыбнулся.

– Может, мне тебя пустить блинчиком по воде, извращенец недоделанный? – поднял бровь Стоунер, скрестив руки на груди.

– Да ладно, ладно. Рассказывай, что происходит вообще.

Снова сообщение от Нерине. И откуда у нее его номер? Аавилл нервно отбросил телефон в сторону.

– Его цель – Бертран, как я и сказал, – ответил он сквозь зубы, бросив здоровый булыжник в воду особо ожесточенно.

Орлеан довольно поджал губы, скрывая широкую улыбку, и искоса поглядел на него. Стоунер заметил это и настороженно посмотрел на приятеля, но тут же устало закрыл глаза, понимая, что Файер снова сейчас что-нибудь отколет.

– Аавилл… – начал он. – Да неужели ты ревнуешь эту самую «деревенскую девку»?

Стоунер открыл глаза и оперся руками о землю, откинувшись чуть назад, чтобы внимательно изучить Орлеана взглядом. Тот немного даже поежился, чему Аавилл явно обрадовался.

– Знаешь, а водичка сегодня наверняка теплая, – намекнул Аавилл, подмигнув.

– Да я нем, как рыба! – Орлеан провел двумя пальцами по рту, как бы показывая, что закрывает его на замок, и покорно сел.

Стоунер улыбнулся и дотянулся до своего телефона. Сегодня же сменит номер. Ну и надоедливая! Надо бы и ее как-то отшить, чтоб неповадно было. Интересно, на это уйдет много времени? А впрочем, не важно. Хватит с него на сегодня Эсли, Бертран, отца…

– Напиши Рею, чтобы собирал ребят, – Аавилл встал с земли и отряхнулся. – Сегодня я хочу забыть о том, кто я есть.

* * *

Невыносимая жара. И зачем согласился идти гулять в такую духоту? Правильно, Орлеан как начнет приставать, так не убежишь, не спрячешься, хоть лезь ты на Эйфелеву башню. Да ему еще так сложно отказать… И потом, кто ж знал, что дневное пасмурное небо сменится на ужасающе солнечное?

Пить… Уйти в прохладу, в тенек… Аавилл был согласен свалить хоть в Антарктиду, но это не представлялось возможным. А Орлеан маячил впереди, чуть ли не подпрыгивал и радостно что-то рассказывал, в то время как Стоунер вообще ничего не воспринимал, не то что слышал. Жара сводила его с ума и забирала все силы, а этому хоть бы что. Не человек! Он даже от своего счастья ничего вокруг не видел и, похоже, не чувствовал, кроме переполняющей его радости. Аавилл привык к такому его состоянию, поэтому не задавал никаких вопросов.

И все же Файер заметил, что его не слушают, и уже подготовился надуться, но до него таки дошло, что друг его может свалиться в любой момент. Аавилл остановился возле стены магазина, облокотившись на нее, надеясь, что она холодная, но и тут не повезло. Стенка нагрелась от палящего солнца, стало еще хуже, и Стоунер съехал по ней.

– Что с тобой? – искренне удивился Орлеан.

– За такие глупые вопросы ты сейчас повезешь меня на спине, – не открывая глаз, сказал Аавилл. – Жарко, вот что.

– Поднимайте вашу заносчивую задницу, сударь, – хмыкнул Файер, – сходим в магазин.

Аавилл и пальцем не пошевелил. Голова кружилась, как карусель, к горлу подступала тошнота. Жара выжигала в нем все чувства, сознание, силы. Орлеан, заметив это только сейчас, помог ему подняться и завел в магазин. Здесь состояние температуры пусть было и не слишком отлично от уличного, но все-таки лучше, прохладней. Стоунер чуть оживился, открыл глаза пошире, огляделся.

– Окатите товарища водой, пожалуйста, – попросил Орлеан без тени улыбки, – иначе сознание потеряет человек.