Свадьба собаки на сене - Наталия Миронина

Вадим Сорокко привык быть первым. Он почти отлично учился, иностранные языки усваивал быстро, был обаятельным и умел хорошо говорить. Он был в хороших отношениях с ребятами из двора, с одноклассниками, со всеми, с кем приходилось пересекаться. При этом его нельзя было обвинить в приспособленчестве или угодничестве, просто он умел пойти на контакт почти с любым человеком. Конечно, эта черта проявилась в нем уже в юношеские годы. В детстве же драки до первой крови были обычным делом.

В старших классах он очень похорошел – обычная вроде бы внешность вдруг стала очень выразительной. В его лице появилась мужественность. Но не это было главным изменением, которое произошло с ним в те годы. В нем появилось одно качество, которому сложно подобрать определение, – в нем появилось НЕЧТО. Больше и сказать ничего нельзя было. Но именно это «нечто» и стало привлекать внимание. «Я не знаю, в чем дело, но этот парень интригует», – очень непедагогически выразилась его учительница литературы в узком кругу.

Вадим как бы всего это не осознавал. Или удачно делал вид. Ему доставалось все легко. И жизнь его была вполне благополучна. Поэтому, когда он обнаружил, что девочка с фиалковыми глазами уже «занята», да еще не кем-нибудь, а лучшим другом, он был обескуражен. Жизнь его поставила в невыигрышную позицию – и влюбился он отчаянно, и ухаживать за спиной друга за этой девочкой не мог.

Сумасшедшие детские и юношеские влюбленности – нет, кажется, ничего более неловкого. Потом, в зрелости, вспоминается о них неохотно – уж больно много ошибок было сделано. Много неразумного, а потому и не помнится, и не видится то славное милое, что и составляло суть того времени. Времени, когда возраст позволял переживать и вместе с тем надеяться, что уж следующая любовь будет самой настоящей.

– В кино пойдем? – На одной из перемен Вадим подошел к однокласснице по имени Тамара. Кто-то ему сказал, что она в него влюблена. Вадим не был настолько внимателен, чтобы самому это понять. А симпатизировали ему многие, и за этим, как правило, стояла обычная дружба.

– В кино? ! – Тамара даже покраснела. По ее выражению глаз, по тому, как она посмотрела в сторону, словно скрывала ликование, по ее голосу Вадим понял, что да, он ей нравится. «Она симпатичная», – только и подумал Вадим. Но даже если он очень постарался бы, он бы не выдавил из себя ни единого вздоха – Тамара, хорошая, влюбленная в него девочка, ему не нравилась, и перспектива провести с ней два часа – кино и небольшая прогулка – показалась ему вдруг ужасной.

– Я позвоню тебе. Я так спросил, просто чтобы знать… – Вадим что-то пробормотал, чувствуя себя придурком.

– Идиот! – воскликнула Тамара и скрылась в ближайшем классном кабинете.

Вадим только успел заметить, что походка у Тамары некрасивая, утиная. «Дура! » – думал он про Тамару. Ему было стыдно за этот разговор, но, как и бывает в таких случаях, винил Вадим пострадавшую сторону.

Больше никаких попыток познакомиться или поухаживать за девочками он не предпринимал. Он понял, что, пока есть та, с фиалковыми глазами, все попытки бесполезны. Вадим затаился и стал ждать. Он ждал, пока они закончат школу. «Это все детство. Как ни крути. Потом, потом, когда это все будет позади, когда начнется другая жизнь, тогда я и приму решение», – разумный Вадим обозначил себе сроки для решения самого важного вопроса, но это благоразумие было вынужденным. Пожалуй, не было более тяжелого года, чем этот, последний школьный. И вроде думать надо было об экзаменах, о поступлении в институт, но все душевные силы уходили на тихое противостояние.

Двадцать третьего февраля Вадим не хотел заходить в школу к Лукину. Он понимал, что сейчас это будет неуместно, что его самого это расстроит, разозлит. Ведь он не сможет что-либо предпринять и останется зрителем. И все же он пошел. Пошел, чувствуя себя по-дурацки, словно незваный гость. Это определение было неприятным, он повторял его про себя почти всю дорогу, надеясь, что оно оскорбит его. Но этого не случилось – определение осталось определением, а желание увидеть девочку с фиалковыми глазами победило.

А в зале уже заиграла музыка, и девочки дарили подарки ребятам, которые хоть и выросли все под два метра, все равно глупо улыбались, получая плюшевых медведей и зайцев. Кто-то уже жевал печенье и ел торт, а кто-то танцевал – половину ламп предусмотрительно погасили, а под потолком крутился зеркальный шар. Вадим не заметил, как исчез Лукин, как он оказался около Старшенькой, которая очень долго ему вручала смешной подарок, смеялась, потом вдруг стала серьезной и утвердительно кивнула на какой-то вопрос. Вадим все понял, как только увидел, что Лукин обнял девочку за плечи и они принялись топтаться в такт модной заунывной песне. Ему надо было уходить, он это понимал – здесь был праздник одного класса, где все уже разбились на пары, а одинокие не чувствовали себя одинокими, потому что были в своей привычной среде. Его здесь знали и хорошо к нему относились, но все равно вызывала недоумение его фигура, одинокая, неприкаянная. Вадим все понимал, но медлил – ему спокойнее было мучиться здесь, глядя, как Лукин танцует со Старшенькой, чем страдать дома, в одиночестве.

– Привет! – вдруг услышал он за своей спиной.

– Привет! – оглянувшись, он увидел Младшенькую. – Ты тоже здесь? !

– Да, мы же всегда вместе, как вы с Лукиным. – Младшая сестра улыбнулась, а Вадим почувствовал в ее словах намек. Хотя, впрочем, ему могло и показаться.

– Да, все верно, вы – как мы с Лукиным. Хотя, смотри, они танцуют, а мы – нет? ! Надо исправить ошибку.

Вадим вдруг громко и весело заговорил и при этом почти не обращал внимания на девочку. Он говорил, словно обрадовавшись случаю, который позволил ему остаться здесь, вблизи Старшенькой, и не выглядеть жалким и смешным. Вадим не видел, как его собеседница вдруг залилась краской и смущенно посмотрела по сторонам. Он продолжал безостановочно говорить, словно усыплял ее бдительность:

– У тебя очень красивое платье. Наверное, из Англии, да? Я видел, отец из Англии маме каталог привозил.

Младшенькая промолчала, она уже понимала, что мужчине вовсе не обязательно знать, что платье мамино и выиграно в битве с сестрой. И вообще главное, не говорить про сестру. От нее уже полчаса не отходит этот Лукин, о котором по вечерам на кухне вздыхает мама: «Рано, очень рано для таких отношений! » А у нее, у Младшенькой, никого нет. Даже в ее классе мальчишки не смотрят на нее, хотя она намного симпатичнее большинства девочек. И вот сейчас этот красивый, модный и такой уверенный в себе парень так запросто с ней разговаривает. Да нет, он не просто разговаривает, он пытается понравиться ей. Если это не так, то почему он смотрит с таким значением, рассуждает о длине ее платья, о туфлях, о волосах, которые «очень красивы».