Свадебное платье мисс Холмс - Наталия Миронина

– Из чего шить будешь? Надо съездить ткань купить.

– Нет, я переделаю школьный сарафан. Там тонкая хорошая шерсть. Носила я аккуратно…

– Но это же будет заметно.

– Нет, не будет, вот увидишь. – Сестра уже что-то рисовала на бумаге.

Я всегда завидовала тем, кто из лоскутов и клубков ниток умеет сделать одежду. Кажется, что все эти линии, точки, пересечения, углы и окружности никогда не будут иметь никакого отношения к твоей фигуре. Ан, нет! Ножницы, мелок, прохладный портняжный метр, стук машинки – и вот уже Лида колдовала самозабвенно, она не видела ничего, и эта погруженность, эта увлеченность меня радовала – сестра убегала от нашей запущенной жизни, она сама себе придумывала и творила красоту.

Каждый вечер мы закрывались в своей комнате. Я устраивалась с книгой, Лида за швейной машинкой, и так, перебрасываясь изредка словами, мы готовились к выпускному и… к отъезду. В эти вечера мы не боялись мечтать и фантазировать. Я доставала карту Москвы и, водя пальцем по линиям улиц, говорила Лиде:

– В центре снять квартиру дорого. Я узнавала. Мне, конечно, здесь нравится, – я указывала на какой-нибудь район, – но, далековато. Все равно, придется жить на окраине. Но зато воздух, зелень. Надо только выбрать нужную станцию метро – чтобы тебе удобно было ездить в училище.

– Ты, Настя, странная! – Сестра делала наметку маленькими стежками. – Ты думаешь, так легко поступить? !

– Ты поступишь. Ты не имеешь права не поступить. И тебя не имеют права не принять. У тебя почти отличный аттестат. Ты прекрасно шьешь.

Так проходили дни. И вот наконец наступил канун выпускного вечера. Лида действительно сшила чудо. В этом классическом, почти строгом, недлинном и узком темно-синем платье с отделкой из синего гипюра она смотрелась и нарядно, и элегантно. И не было ничего пошлого, не было вычурного, не было ничего, что бы делало ее старше. Это синее платье, как нельзя лучше подходило к ее синим глазам, светлым волосам и бледной коже. В нем Лида выглядела утонченной и изящной.

– Здорово, Лидка! Ты точно поступишь, даже не сомневайся!

– Поступлю и буду подрабатывать. Я ведь могу дома одежду ремонтировать. На подъезде повесим объявление. Как ты думаешь?

Я ничего не думала. Я чувствовала, что надо как можно быстрее уезжать.

«Выпускной, потом надо будет съездить на экзамены вступительные, потом я «закрою» на зиму ягод и овощей, с собой в Москву возьмем, все легче будет, а потом, осенью, как раз к началу учебного года, – уедем. Навсегда! » – думала я, прекрасно понимая, что это «навсегда» не настоящее. Здесь оставались родители, жизнь которых сосредоточилась на грязной кухне среди бутылок и банок с самогоном. Я понимала, что забыть город, где выросли, дом, родителей мы не сможем, не имеем права. Хотя, глядя на худую бледную сестру, иногда сомневалась в правомерности этого чувства ответственности. Мы не могли их бросить, не могли оставить без помощи. Впрочем, думаю, наш отъезд они бы и не заметили или восприняли бы с облегчением.

И вот наступил долгожданный день. Платье, наглаженное, манящее своим темным кружевом, торжественно было повешено на дверцу гардероба. Лида отправилась к подруге делать прическу. К пяти часам она должна была быть дома, переодеться, чтобы к шести быть в школе. Пока Лида прихорашивалась, я пошла в магазин – мне хотелось вечером накрыть красиво стол, чтобы и дома хоть как-то отметить это событие.

– Дочка, ты купи что-нибудь такого, праздничного. Все-таки Лидка взрослой стала. – Отец курил на кухне. Небритый, одетый в старые спортивные брюки и несвежую майку, он выглядел как старик. Возраст добавляла худоба – я давно заметила, что у нас здесь, в городке, все пьющие были страшно худыми.

– Пап, переоденься и причешись, побрейся. Вечером будем ужинать. Надо Лиду поздравить.

– Ты не учи меня, сам знаю. Лучше матери скажи, чтобы вставала…

– Сам скажи, я в магазин.

– Так ты купишь?

Я остановилась:

– То, что ты просишь, покупать не буду. Хотя бы сегодня обойдитесь без водки. Я куплю торт, черешню и конфеты.

Отец уже меня не слушал, он встал, подошел к окну, высматривая соседей-алкоголиков. Мама по-прежнему спала, хотя на часах было уже почти три часа дня.

Магазины в нашем городишке были несуразные – темные, набитые всякой всячиной. И даже если эта «всячина» была качественной, внешний вид прилавков заставлял усомниться в этом. А еще в наших магазинах был запах – запах лежалых товаров. Старого хлеба, сыра, творога. Впрочем, был один большой магазин, супермаркет, куда мы ходили в самых торжественных случаях и куда после школы я устроилась кассиром. Там было светло и чисто, пахло свежим хлебом. Продукты там стоили дороже, чем в других местах, а в долг не давали. Там у кассирш не было заветной тетрадочки, в которую иногда записывали копеечные покупки – хлеб, молоко, картошка. В маленьких же магазинах не давали в долг только сигареты – не заплатить за «курево» считалось неприличным.

– Ты куда собралась? – За недолгую дорогу меня остановило человек пять. Все прекрасно знали, что по улице Коммунаров можно попасть только в супермаркет, но любопытство и почти родственная соседская бесцеремонность заставляла их вступить в беседу и задавать дурацкий вопрос. Я отвечала терпеливо, хотя меня и раздражали эти вопросы – с соседями нужно было дружить, их не следовало обижать, ведь их любопытство понятно – их жизнь очень бедна. Во всех смыслах.

– Торт иду покупать, у Лиды выпускной, – отвечала я.

И каждый, кто слышал мой ответ, тут же начинал вспоминать то время, когда мы с сестрой были маленькими, когда отец работал на заводе, когда мать шила нам платья. И все как один обязательно говорили:

– Как быстро время бежит! – И в этом слышалось: «Что время сделало с людьми! » В этих словах был намек на наших родителей.

Соседи вздыхали и заканчивали беседу:

– Ну, храни вас Господь!

И это в общем-то привычное деревенское пожелание меня почему-то очень успокаивало. Этих людей я знала давно, и мою семью они помнили совсем другой, и выросли мы на их глазах, а потому к этому пожеланию удачи я относилась серьезно.