Последний сеанс - Агата Кристи

Он с энтузиазмом кивнул головой.

– На первых нескольких сеансах фигура ребенка виделась в каком-то туманном ореоле, – объяснил он, – но на последнем…

– Что?

Он заговорил очень мягко:

– Симона, девочка, которая стояла там, была настоящим, живым ребенком из плоти и крови. Я даже дотронулся до нее, но увидел, что это прикосновение причиняет тебе боль, и не позволил мадам Экс сделать то же самое. Я боялся, что она потеряет контроль над собой и в результате ты можешь пострадать.

Симона снова отвернулась к окну.

– Я совершенно лишилась сил, когда очнулась, – прошептала она. – Рауль, ты уверен… ты действительно уверен, что все это правильно? Ты знаешь, старая добрая Элиза считает, что я заключила сделку с дьяволом.

Она неуверенно рассмеялась.

– Ты знаешь, во что я верю, – серьезно ответил Рауль. – При соприкосновении с неизвестным всегда существует опасность, но это дело благородное, потому что совершается ради Науки. Во всем мире были мученики Науки, первопроходцы, заплатившие высокую цену, чтобы другие могли без опасений пройти по их стопам. Уже десять лет ты работаешь на благо науки и платишь за это ужасным нервным напряжением. Теперь твоя миссия окончена, с сегодняшнего дня ты свободна и сможешь быть счастлива.

Она нежно улыбнулась ему, спокойствие вернулось к ней. Затем она быстро бросила взгляд на часы.

– Мадам Экс опаздывает, – тихо произнесла она. – Может, она не придет?

– Думаю, придет, – возразил Рауль. – Твои часы немного спешат, Симона.

Женщина прошлась по комнате, переставляя там и сям безделушки.

– Интересно, кто она, эта мадам Экс? – спросила она. – Откуда она родом, кто ее родные? Странно, что мы ничего о ней не знаем.

Рауль пожал плечами.

– Большинство людей сохраняют инкогнито, если это возможно, когда приходят к медиуму, – заметил он. – Это элементарная предосторожность.

– Наверное, – вяло согласилась Симона.

Маленькая фарфоровая вазочка, которую она держала в руках, выскользнула из пальцев и разбилась на кусочки о плитки камина. Она резко повернулась к Раулю.

– Ты видишь, – прошептала она. – Я сама не своя. Рауль, ты меня сочтешь большой трусихой, если я скажу мадам Экс, что не могу провести сегодня сеанс?

Выражение болезненного изумления на его лице заставило ее покраснеть.

– Ты обещала, Симона… – мягко начал он.

Она прижалась спиной к стене.

– Я не стану его проводить, Рауль. Я не хочу.

И снова этот его взгляд, полный ласковой укоризны, заставил ее поморщиться.

– Я не о деньгах думаю, Симона, хотя ты должна понимать, что эта женщина предложила тебе за последний сеанс огромные деньги, просто огромные.

Она с вызовом перебила его:

– Есть вещи, которые значат больше, чем деньги.

– Несомненно, есть, – ласково согласился он. – Именно это я и хочу сказать. Подумай, эта женщина – мать, которая потеряла своего единственного ребенка. Если ты не так уж больна, если это всего лишь каприз с твоей стороны, ты можешь не удовлетворить прихоть богатой женщины, но можешь ли ты не помочь матери в последний раз взглянуть на своего ребенка?

Медиум в отчаянии выставила перед собой ладони.

– Ох, ты меня мучаешь, – прошептала она. – Все равно, ты прав. Я сделаю, как ты хочешь, но я знаю теперь, чего боюсь, – это слово «мать».

– Симона!

– Существуют определенные примитивные силы, Рауль. Большая их часть уничтожена цивилизацией, но материнство стоит на том же месте, где стояло сначала. Животные, человеческие существа, все одинаковые. Любовь матери к своему ребенку не может сравниться ни с чем в мире. Она не знает закона, жалости, она ни перед чем не остановится, она без всяких угрызений совести сметет все, что стоит на ее пути.

Симона замолчала, слегка задыхаясь, затем повернулась к нему с быстрой, обезоруживающей улыбкой.

– Я сегодня веду себя глупо, Рауль. Я это знаю.

Он взял ее руку в свои и настойчиво предложил:

– Полежи пару минут. Отдохни, пока она не пришла.

– Хорошо. – Симона улыбнулась ему и вышла из комнаты.

Рауль простоял пару минут в задумчивости, затем подошел к двери, открыл ее и прошел через маленькую прихожую. Он вступил в комнату на другом ее конце, в гостиную, очень похожую на ту, из которой только что ушел, но на одном ее конце находился альков с большим креслом. Его закрывали шторы из тяжелого черного бархата. Элиза готовила комнату к сеансу. Рядом с альковом она поставила два стула и маленький круглый столик. На столике лежали бубен, рожок, бумага и карандаши.

– В последний раз, – бормотала Элиза с мрачным удовлетворением. – Ах, мсье, хотелось бы мне, чтобы все это было уже позади.

Раздался резкий сигнал электрического звонка.

– Вот и она, эта огромная женщина, похожая на жандарма, – продолжала старая служанка. – Почему она не может пойти в церковь и помолиться, как положено, о душе своей маленькой дочки, поставить свечку нашей Божьей Матери? Разве не знает Господь наш, что для нас лучше?

– Откройте дверь, Элиза, – повелительным тоном приказал Рауль.

Она бросила на него косой взгляд, но подчинилась и через пару минут вернулась вместе с посетительницей.

– Я скажу хозяйке, что вы пришли, мадам.

Рауль шагнул вперед и пожал руку мадам Экс. Слова Симоны всплыли в его памяти: «Такая большая и такая черная».

Она действительно была крупной женщиной, и плотная черная ткань французской траурной одежды в ее случае выглядела почти преувеличением. Ее голос, когда она заговорила, был очень низким.

– Боюсь, я немного опоздала, мсье.

– Всего на несколько минут, – ответил с улыбкой Рауль. – Мадам Симона прилегла. Мне жаль это говорить, но она плохо себя чувствует, очень переутомилась, и нервы у нее напряжены.

Ее рука, которую она как раз собиралась убрать, снова сжала его руку, как тисками.

– Но она проведет сеанс? – резко спросила мадам Экс.

– О да, мадам.

Она вздохнула с облегчением, опустилась в кресло, снимая одну из тяжелых черных вуалей, окутывающих ее, и тихо произнесла: