Золотой лук. Книга вторая. Всё бывает - Генри Лайон Олди

Когда я двинулся за сыном ванакта, в спину меня подталкивал взгляд Циклопа.

3

Почему так долго?

– Как тебе Ларисса?

Анаксагор придержал шаг, позволил нагнать себя.

– Холм высокий, обрывистый, – я размышлял вслух. – Если что, легко держать осаду. На вершине простору много. В Эфире акрополь меньше.

– Наш второй акрополь, Аспидос, тоже меньше. Оттуда моря не видать. А с Лариссы и нижний город видно, и залив.

Два акрополя? Да, есть чем гордиться.

– И стены у вас хорошо сложены. У наших кладка грубее.

Это я отметил еще в воротах. О том, что ларисский акрополь широченный, хоть стадион устраивай, но какой-то голый, неуютный, я говорить не стал. У нас и зелень, и торговые ряды, и источник. А тут что? Сплошной камень. Даже люди, встреченные нами, не шли, а шествовали, словно ожившие статуи.

Но кладка хороша, спору нет. Высотой и неприступностью стены Эфиры вряд ли могли спорить с аргосскими. Говорят, в Тиринфе стены еще мощнее. Врут, должно быть.

– Стены? Это ты еще наших храмов не видел! Храм Зевса Ларисейского, храм Афины Дальнозоркой… Весь Пелопоннес завидует. Ничего, насмотришься, успеется.

Не дожидаясь приказа, стражники распахнули перед Анаксагором тяжелые, окованные бронзой ворота. Створки украшали начищенные до яростного блеска львиные морды. Я ждал скрипа петель: нет, петли молчали. Мы прошли через странно пустынный двор. Эхо шагов подгоняло нас щелчками кнута. Ветер трепал мои отросшие за время пути волосы: здесь, наверху, было ветрено.

– А вот и дворец, – самодовольно заявил Анаксагор. Для него я был слепым, который и горы не приметит, пока не наткнется на нее. – Наш.

Похоже, я был не только слепым, но и полоумным.

Ко входу вели широкие ступени. Семь, на две больше, чем у нас. Тоже мраморные. Наши сияли белизной, здесь же мрамор был мутный, унылый. Болотная водица с желтоватыми разводами.

– Жди, – велел сын ванакта Циклопу.

Одноглазый скорчил кислую рожу. Приказ ему не понравился, но ослушаться он не посмел.

Темные коридоры. Редкие желтые глаза на стенах: масляные светильники. Молчаливые стражники вооружены до зубов. Зачем столько стражи? Средь бела дня? Хотя в этом лабиринте, наверное, всегда ночь.

– Отец в мегароне?

– Да, господин.

Тронный зал прятался в глубине дворца, как сам дворец в глубине акрополя, а тот – в кольце нижнего города. Человек, приказавший все это выстроить, всерьез опасался нападения – и не только вражеской армии.

По взмаху руки Анаксагора стража у дверей расступилась. Не дожидаясь, пока это сделает стражник, сын ванакта распахнул высокие створки.

– Радуйся, отец.

Я преклонил колени у входа, сразу за порогом. Украдкой я разглядывал зал из-под упавших на лоб волос. Окон в мегароне не было. Свет дарили девять факелов и десяток масляных лампад. Воздух был тяжкий, чадный. В носу у меня защекотало, в горле запершило. Едва сдержался, чтоб не закашляться, не чихнуть.

Стены тонули в багровом сумраке. Кажется, они были расписаны фресками. Или это мозаика? На возвышении стоял резной трон… Два трона! Правый – выше и массивнее. На нем восседал мужчина лет сорока, с густой, аккуратно подстриженной бородой. В свете факелов и лампад щедро умащенная борода ванакта тускло блестела, словно выкованная из меди. Фигуру правителя Аргоса скрадывало темное одеяние. Складки превращали человека в скопище теней, перетекающих друг в друга. Разглядеть, какого ванакт сложения, не было возможности. Лишь блестели, притягивая взор, золотые перстни на пальцах.

По лицу Мегапента тоже бродили тени, путая и смазывая черты.

На втором троне восседала изящная белая статуя. Сфенебея, супруга ванакта. Она что, принимает просителей вместе с мужем? ! Позади трона ванактиссы я разглядел сумрачных гигантов в боевых доспехах, в шлемах с глухими забралами, с копьями в руках. Вероятно, они сопровождали госпожу и тогда, когда она вышла ко мне из ворот. Только мне было не до них: девицы набежали, закружили, завертели…

– Радуйся, сын.

Голос ванакта прозвучал как эхо в пустом пифосе. Между приветствием Анаксагора и ответом его отца минула дюжина ударов сердца, не меньше.

– Отец, я привел просителя. Это Гиппоной, сын Главка, басилея Коринфа. Сам он именует себя Беллерофонтом. Это потому что он…

– Я знаю его историю. Все знают. Продолжай.

– Я говорил с ним, отец. Я готов поручиться за него.

Мегапент молчал. Долго молчал: заснул, что ли? Нет, проснулся, щелкнул пальцами. Звук был такой, словно камень из пращи с маху ударил в кожаный нагрудник. Рядом возник слуга, с поклоном поднес господину золотой, изукрашенный рубинами кубок. Ванакт сделал глоток, вновь замер, уставившись в пространство. Моргнул, перевел взгляд на кубок в своей руке, как будто впервые его увидел.

Отхлебнул еще.

– Подойди.

Я приблизился и вновь опустился на колени за пять шагов до трона.

– Радуйся, господин. Я…

Меня остановили повелительным жестом.

– Радуйся и ты, Беллерофонт. Чего ты хочешь?

– Очищения, господин.

– Сын Главка? Я знаю твоего отца.

«Он мне должен, он тебя очистит. » Можно было не сомневаться, что сейчас Мегапент размышляет о том самом долге, в чем бы он ни заключался. Вслух он, конечно, ничего не скажет…

Владыка Аргоса допил кубок залпом, как пахарь, утомленный работой. Слуга бережно принял из рук господина драгоценную посудину и сгинул, расточился. В бороде ванакта мерцали багряные капли, наводя на мысли о рубинах, выпавших из отделки кубка.

О каплях крови думать не хотелось.

– От Коринфа до Аргоса менее трехсот стадий. Почему ты так долго добирался? Искал очищения в другом месте?

Мегапент наклонился вперед:

– Тебе отказали?

Струйка холодного пота скользнула вдоль моей спины. Я и не подозревал, что ванакту Аргоса известно, когда я выехал из Эфиры. Был уверен: ему до меня дела нет. Ну, очистит, желая рассчитаться со старым долгом. Все лучше, чем отдавать коровами и зерном. Или не очистит, прогонит без объяснения причин. Какая ему разница, сколько я был в пути?

Оказывается, разница есть.

«Мегапент, сын Пройта из рода Абантидов, – напомнил нерадивому ученику наставник Агафокл, – правит Аргосом последние пятнадцать лет…» Я принудил наставника умолкнуть. Ванакт ждал моего ответа. Вряд ли Мегапента удовлетворило бы изложение его родословной и сроков правления. Владыка прикрыл глаза, словно опять задремал, но я чувствовал это ожидание: мрачное, неподъемное, нетерпеливое. Оно давило мне на плечи, гнуло к полу.