Пыль грез. Том 2 - Стивен Эриксон

Ток Младший, бывший некогда Анастером, Перворожденным от Мертвого Семени, бывший некогда малазанским солдатом, одноглазый сын безвестно пропавшего отца, сидел на мертвой лошади и смотрел, как раненый воин ковыляет к отдаленной гряде холмов.

Когда, очень не скоро, Тлен перевалил наконец через гребень и исчез из виду, Ток опустил свой единственный глаз. Взгляд его скользнул по заляпанной кровью мертвой траве, по двум окровавленным стрелам, сломанной и целой, и по двум другим, торчащим из полумерзлой земли. По стрелам, которые Тлен сделал своими руками, давным-давно, на равнине далеко отсюда.

Он вдруг резко наклонился вперед, согнувшись, словно ребенок, которого предательски ударили в живот. Из груди его вырвался жалобный всхлип. Тело его тряслось, кости скрипели в мертвых суставах, а он продолжал плакать – без слез, одними лишь звуками, рвущимися сквозь истлевшую глотку.

В нескольких шагах от него раздался голос:

– Герольд, принуждать тебя к подобному не доставляет мне ни малейшего удовольствия.

Со стоном взяв себя в руки, Ток Младший выпрямился в седле и уставил единственный глаз на древнюю заклинательницу костей, стоящую сейчас там, где недавно был Тлен. Оскалил тусклые сухие зубы.

– Твоя рука, ведьма, холодней, чем у самого Худа. Полагаешь, Худ будет рад, что ты похитила его герольда? И используешь его сообразно собственным прихотям? Безнаказанным такое не останется…

– У меня нет оснований опасаться Худа…

– Зато есть опасаться меня, Олар Этил!

– И как ты думаешь меня найти, Мертвый Всадник? Я здесь, но меня здесь нет. В мире живых я сплю сейчас под яркими звездами, завернувшись в шкуры…

– В сне ты не нуждаешься.

Она усмехнулась.

– Сон мой сторожит молодой воин, которого ты в свое время прекрасно знал. И которого ты преследуешь теперь по ночам, стоит ему смежить веки, – когда эта истина мне открылась, она и помогла мне тебя отыскать. Ты заговорил со мной, умоляя спасти ему жизнь, которую я и взяла под свою опеку. Привело же все в результате… вот к этому.

– А я еще решил было, что зла не существует, – пробормотал Ток. – И скольких еще ты намерена так… использовать?

– Стольких, Герольд, скольких мне понадобится.

– Я разыщу тебя. Когда наконец закончу все остальные дела – клянусь, разыщу.

– И чего ты этим добьешься? Онос Т’лэнн от тебя уже оторван. От тебя и, что еще важней, от твоего народа. – Помолчав, она вдруг оскалилась: – Вот только я не поняла, что это за чушь ты сумел из себя выдавить насчет того, чтобы Тлен искал своих детей. Он мне для другого нужен.

– Я пытался от тебя освободиться. Он увидел… услышал…

– Но он не понял. Теперь Онос Т’лэнн тебя ненавидит – по- думай об этом, о том, как глубоко он был способен любить, и знай, что ненависть имассов еще глубже любви. Спроси у яггутов, если не веришь. Скачи от нее прочь, Герольд! Я тебя освобождаю.

– Но мы еще обязательно встретимся, Олар Этил, – произнес Ток, берясь за поводья.

Торант резко открыл глаза. Над головой бешено вращались звезды – размытые, зеленоватые. Он вздохнул, глубоко, но прерывисто, дрожа под шкурами.

Мрак прорезал потрескивающий голос Олар Этил:

– Догнал он тебя?

С ответом Торант спешить не стал. Не сейчас. Он все еще мог обонять сухую, затхлую ауру смерти, все еще слышал дробь копыт.

– Еще и половины ночи не прошло, – продолжала ведьма. – Спи. Я его к тебе не подпущу.

Торант сел.

– Откуда вдруг подобная любезность? И потом, – добавил он, – мои сны принадлежат мне, но не тебе.

По воздуху к нему приплыл хриплый смешок.

– Видишь ли ты его единственный глаз? Как он сияет во мраке подобно звезде? Слышишь ли волчий вой, что эхом доносится из другой, пустой глазницы? Как ты думаешь, что волкам от него нужно? Быть может, он тебе объяснит – когда наконец догонит.

Торант вовремя прикусил язык и выбрал другой ответ:

– Не догонит. Я всегда убегаю.

– И это правильно, – хмыкнула она. – Он исполнен лжи и воспользуется тобой, как это свойственно мертвым по отношению к живым.

Торант оскалил зубы в ночной мгле.

– И тебе тоже?

– И мне. Не вижу, к чему отрицать. Однако послушай – я должна на время тебя оставить. Продолжай свой путь на юг. Я пробудила древние источники, твой конь их найдет. А я еще вернусь.

– Что тебе от меня нужно, Олар Этил? Я – никто. Мой народ погиб. Я мотаюсь безо всякой цели, и мне все равно, жив я или мертв. Но служить тебе не собираюсь – уговорить меня не удастся.

– Ты держишь меня за тирана? Это не так. Я – заклинательница костей. Знаешь, что это означает?

– Нет. Ведьма, наверное.

– Для начала сойдет и такое объяснение. Скажи мне, знаешь ли ты, кто такие одиночники? Д’иверсы?

– Нет.

– Что тебе известно о Старших богах?

– Ничего.

До него донеслось что-то вроде ругательства, потом она сказала:

– Как ты и тебе подобные вообще могут жить – по горло в невежестве? Что для тебя история, оул’данский воин? Сборник лживых баек, нужных, чтобы тебя уважали. Почему вы все так боитесь истины? Темных эпизодов собственного прошлого – твоего, твоего народа, всего человечества? Многие тысячи из моего народа не приняли Ритуал Телланн, и что же с ними случилось? Случились вы. Как они ни пытались прятаться, вы их обязательно находили. Верно, в отдельных редких случаях все заканчивалось лишь совокуплением, мерзким смешением кровей, но чаще всего – резней. Наши лица казались вам знакомыми и чужими одновременно – и что же из двух вас больше всего пугало? Когда вы нас убивали, когда срезали мясо с наших костей?

– Все это чушь какая-то, – ответил ей Торант. – Ты называешь себя имасской, как будто я должен знать, что это значит. Но я понятия не имею. И плевать хотел. Народы умирают. Исчезают с лица земли. Так было и так будет.

– Болван. Моя кровь столь древняя, что от нее берут начало все одиночники и д’иверсы. А имасская она лишь наполовину, если не меньше. Ты даже не можешь представить себе моего возраста, воин. Я старше, чем этот мир. Я жила во тьме, купалась в чистейшем свете, проклинала тень. Мои руки были обработанным камнем, из моих глаз зажглись первые костры, я раздвинула ноги перед первым из смертных. У меня столько имен, что я сама почти все забыла.