Пыль грез. Том 2 - Стивен Эриксон

Но среди его народа тот дом не обрести. Кафал не мог понять, зачем Сеток ведет их к баргастам. Он слышал, как она поет, но слова ее были из другого языка. Тон же – неожиданно напряженный, словно в нем сплелись воедино противоборствующие силы. Любопытство и усталость, согласие и ужас – ему прямо-таки виделся блеск в звериных глазах, когда те завидели издалека первых людей. Что несут им двуногие чужаки – дружбу? Сотрудничество? Признают ли в них собственных братьев и сестер? И ответ на каждый из вопросов был «да». Вот только мир ни в одной семье невозможен; каждая кишит обманом, предательством, черной злобой и жестокостью.

Волки же были невинны. И потому не имели шансов.

Не приближайтесь к баргастам. Я прошу вас, умоляю…

Хотя мольба эта и самому-то Кафалу казалась неубедительной. Он нуждался в волках – в быстром движении, которое они ему даровали. Опустилась ночь. Ветер усилился, стремясь задуть каждый факел и каждый костер в лагере сэнанов. Дождь плевался обжигающей яростью, горизонт озаряли молнии.

Блестели глаза, ночной мрак лизнуло железо…

Боги показывали то, что вот-вот случится.

А ему не успеть. Ведь любому известно, что боги баргастов – те еще сучьи дети.

Сатанд Грил, сердце которого бухало от сладкого предвкушения, выскользнул из светового круга исхлестанных ветром костров. Он видел, как дети незаметно от всех удалились в сторону каменистых холмов к северо-востоку от лагеря, когда солнце еще было на ладонь от горизонта. Наблюдение за мерзкой детворой уже не первую неделю было его единственной обязанностью, и вот наконец настал миг награды.

Собаку мальчонки он уже убил, а теперь убьет и его самого. Зажмет рот рукой, чтоб не визжал, и всадит нож в живот. А потом большим камнем разобьет череп, а с ним и лицо – ведь никто не захочет смотреть на лицо мертвого ребенка, тем более с застывшей на нем гримасой боли. У него не было ни малейшего желания глядеть в полуоткрытые глаза, которые уже ничего не видят, которые опустели, когда душа их покинула. Нет уж, он его уничтожит окончательно, а тело сбросит в расщелину.

Двойняшкам же предстоит нечто поизысканней. Он переломает им ноги. Свяжет руки. И поочередно сделает женщинами, но не грубо, насилие Сатанда никогда не привлекало, тем более над детьми. И все же он даст им свое семя перед тем, как они отправятся к богам.

Ночь убийств принадлежит баргастам. Ночь, когда за все придется ответить. Когда род узурпатора прервется, а позор Хетан будет смыт. Онос Т’лэнн – не из Белолицых. И даже не баргаст.

Но это уже неважно. Гонец принес слово. Онос Т’лэнн мертв, и убил его Бакал, сломавший собственную руку, – с такой силой он вонзил нож в сердце Военного вождя. Предстоит борьба за власть. Сатанд Грил прекрасно знал, что Секара сделала ставку на вождя барахнов, Марала Эба. Вот только сам Сатанд – как и многие другие сэнаны – полагал, что у Бакала-то прав будет побольше, и Сатанд был готов поддержать именно его. Пока все не уляжется, прольется немало крови. В этом мало кто сомневался.

Секара Злобная. Ее муж-идиот Столмен. Марал Эб со своими отвратительными братцами. Нет, новый Военный вождь должен быть из сэнанов, все прочие кланы куда слабей, даже барахны.

Но нужно будет закончить все как можно быстрей. На них надвигается армия треклятых акриннаев.

Сатанд Грил неслышно двигался сквозь тьму – ублюдкам как раз пора бы возвращаться обратно. Даже они не настолько дурные, чтобы оставаться за пределами лагеря после заката, когда вокруг шастают полуголодные волки и акринские мародеры. Ну и… где же они, спрашивается?

В лагере у него за спиной раздался вопль.

Началось.

В палатку вошли трое женщин, Хетан всех их знала. Она смотрела, как они подходят ближе, и ей вдруг все сделалось совершенно ясным, совершенно логичным. Все загадки унеслись прочь, словно клубы дыма на сильном ветру. Я иду за тобой, мой муж. Она потянулась к ножу, но нащупала на поясе лишь ножны – стрельнула глазами в сторону плоского камня, где еще оставался недоеденный ужин, нож был там – и Хетан нырнула к оружию.

Она не успела. В челюсть ей врезалось колено, голова мотнулась вбок, разбрызгивая кровь. В запястья вцепились руки, отволокли в сторону, швырнули на пол.

По лицу замолотили кулаки. Череп заполнили огненные вспышки. Оглушенная Хетан, лишившаяся способности сопротивляться, почувствовала, что ее переворачивают лицом вниз. Руки за спиной скрутил сыромятный ремешок. В волосы вцепились пальцы и, ухватив добрый клок, потянули голову вверх.

Баламит зашептала ей в щеку, обдавая зловонным дыханием:

– Нет, шлюха, так просто ты не отделаешься. Хетан заслужила обезноживание – вот только ей-то какая разница? Она бы и с кобелем снюхалась, умей тот целоваться. Долгих тебе лет жизни!

Ее перевернули на спину, приподняли сзади – ногти Джейвисс впились Хетан глубоко в подмышки.

Хега, жалкая коренастая Хега, взмахнула топором.

Хетан закричала – топор отрубил ей переднюю часть правой ступни. Нога задергалась, поливая все вокруг кровью. Хетан попыталась подтянуть под себя другую ногу, но последовал удар обухом по коленной чашечке, нога отказалась слушаться. Топор взлетел еще раз.

Боль нахлынула на нее черной волной. Баламит хихикнула.

Хетан потеряла сознание.

Крин, чья племянница вышла замуж за воина из клана Гадра и была сейчас на сносях, смотрел, как сучки Секары выволакивают Хетан из палатки. Шлюха была в обмороке. За обрубками ступней тянулся влажный след, который будто вспыхивал, когда ночь прорезала очередная молния.

Ее подтащили к одному из костров. Присматривавшая за широким плоским клинком малышка Йедин вытащила его из углей, почти докрасна раскаленный. Когда клинок прижался к левой ступне Хетан, стало слышно, как шипит и лопается мясо. Тело женщины задергалось, глаза распахнулись. Воздух разорвал еще один вопль.

Девятилетняя Йедин вытаращила глаза, но одна из сучек нетерпеливо прикрикнула на нее, и та, перевернув клинок, прижгла Хетан другую ступню.

Глаза Хетан закатились, голова упала набок. Нахмурившись, Крин заторопился поближе.

– Буди ее, Хега! Я первый!

Его сестра, все еще сжимавшая в руке окровавленный топор, ухмыльнулась:

– На сына сменяешь?