Пыль грез. Том 2 - Стивен Эриксон

– Я действительно становлюсь Дестриантом, – изумленно проговорила она. И уже не чувствую себя столь… одинокой. – Я все еще боюсь смерти, но совсем не так, как раньше. – А ведь когда-то я заигрывала с мыслями о самоубийстве, но теперь их оставила, и навсегда. Я еще не готова встретить свой конец. Я – последняя из элан. Мой народ меня ждет, и им все равно, приду я сейчас или через сто лет – для них это безразлично.

Мертвые – мои мертвые – утешат меня.

И будут это делать столько, сколько мне нужно. Столько, насколько меня хватит.

Солдат подобрал поводья.

– Ты их найдешь, Калит, – своего Смертного меча и своего Кованого щита. Ты должна ответить пламенем на убийственный холод. Настанет время, когда ты перестанешь следовать за к’чейн че’маллями – ты должна будешь сама их повести. Ты – их единственная надежда на выживание.

Но заслуживают ли они того?

– А это уже решать не тебе.

– Нет, не мне… прости мои слова. Но они для меня столь… чужие…

– Как и ты для них.

– Конечно же. Прости.

Тепло начало отступать, вокруг снова сомкнулся снег.

Всадники развернули мертвых коней.

Она смотрела, как они скачут прочь, как исчезают в вихрящейся белизне.

Белизна – как она обжигает глаза, как требует…

Калит открыла глаза навстречу яркому, ослепительному солнцу. Какие странные у меня теперь сны. Но я как наяву вижу их лица, всех до единого. Вижу варвара с подпиленными зубами. Хмурого Застенка, которого просто обожаю за то, что он способен посмеяться над собой. Того, кого зовут Молоток, целителя – да, несложно понять, что это так и есть. И однорукого тоже.

И того, с орлиным взглядом, моего железного пророка. Я ведь даже имени его не узнала. «Мостожог». Странное прозвище для солдата, и однако… столь уместное там, где проходит грань между живыми и мертвыми.

Стражи Смерти. Человеческие лица вместо призрачного черепа Жнеца. Что за мысль! Что за облегчение!

Она вытерла слезы, села. Сразу же волной вернулась память. У нее перехватило дух, она обернулась, ища взглядом к’чейн че’маллей. Саг’Чурок, Риток, Гунт Мах.

– Спаси нас духи! ..

Все верно, она не видела Кор Турана, спокойного, непроницаемого охотника К’елль. Свободное место рядом с Ритоком завывало о его отсутствии, визжало о собственной пустоте. К’чейн че’малль был мертв.

Он отправился на разведку к западу, далеко за пределы видимости – однако внезапно вспыхнувшую схватку почувствовал каждый из них. Черепа их заполнились ревом Кор Турана, его яростью, ошеломленной решительностью – его болью. От горьких воспоминаний ее бросило в дрожь. Он умер. И мы даже не видели, кто его погубил.

Наш крылатый убийца тоже исчез. Не Гу’Рулл ли это и был? Что, если Кор Туран нас предал? Если охотник пытался бежать, а убийца его покарал? Но нет, Кор Туран нас не бросил. Он вступил в бой и умер, обороняя наш фланг.

Теперь враги начнут охоту за нами. Они знают, что мы недалеко. И намерены нас найти.

Она потерла лоб и с трудом, прерывисто вздохнула – отголоски жуткой смерти охотника К’елль все еще переполняли ее рассудок, отчего она чувствовала себя совсем разбитой. А ведь день еще только начался.

К’чейн че’малли взирали на нее в неподвижном ожидании. Костер для завтрака сегодня разводить не станут. Они несли ее прочь большую часть ночи, и она измучилась настолько, что уснула прямо на руках у Гунт Мах, словно больной ребенок. Она удивилась уже тому, что ее опустили наземь, а не продолжили бегство. И почувствовала, что их нервозное нетерпение куда-то делось, унеслось прочь. Над походом нависла тень катастрофы, и ближе, чем когда-либо прежде. Че’малли все еще имели внушительный и величественный вид, но теперь казались Калит уязвимыми, негодными для выпавшего на их долю задания.

Здесь водятся существа поопасней. С охотником К’елль они разделались за какую-то дюжину ударов пульса.

И однако, поднявшись на ноги, она вдруг ощутила, что ее переполняет новая уверенность, дарованная сновидением. Которое могло быть не более чем игрой рассудка, фальшивым благословением – но все же дало ей опору, и она почувствовала, как слабость осыпается с души, словно потрескавшаяся шелуха. Она твердо и уверенно встретила взгляды трех к’чейн че’маллей.

– Если они найдут нас – значит, найдут. От… от призраков не скроешься. На защиту Гу’Рулла теперь тоже рассчитывать не приходится. Поэтому мы направляемся прямиком на юг – стремительно, словно стрела. Гунт Мах, я поеду у тебя на спине. День будет долгим, и нам от многого, очень многого придется сейчас отказаться. – Она перевела взгляд на Ритока. – Брат, я намерена почтить память Кор Турана тем, что наш поход завершится успехом. Я и все мы.

Охотник К’елль смотрел на нее взглядом ящера – неподвижным, ничего не выражающим.

В последние дни Саг’Чурок и Гунт Мах редко к ней обращались, и голоса их при этом звучали отдаленно, почти неразборчиво. Но это вряд было их виной. Я словно скукоживаюсь изнутри. Мир сужается – но вот откуда я сама это знаю? Что это за часть меня, способная самое себя измерить?

Неважно. Мы обязаны справиться.

– Пора в путь.

Саг’Чурок смотрел, как Гунт Мах заставляет собственное тело измениться, придавая ему форму, позволяющую Дестриант ехать верхом. От нее исходили густые струи пряных ароматов, распространялись по воздуху, подобно ветвям растения, – и охотник К’елль ощущал в них отголоски предсмертной агонии Кор Турана.

Когда охотник сам становится дичью, все, что ему остается, – это непокорный рык и несколько примитивных угрожающих поз, а телу надлежит лишь принимать удар за ударом, растрачивать себя, стараясь продержаться как можно дольше, пока обитающая в нем душа пытается если и не спастись, то хотя бы что-то понять. Осознать. Что страх присущ даже охотнику. Неважно, сколь он могуч, сколь превыше прочих – рано или поздно и его настигнут такие силы, которые невозможно победить и от которых нельзя укрыться.

Превосходство – не более чем иллюзия. И бесконечно она держаться не может.

В памяти к’чейн че’маллей этот урок был словно выжжен раскаленным железом. Горечью его была пропитана пыль Пустоши, а к востоку отсюда, на обширной равнине, некогда видевшей величественные города и помнившей шепот сотен тысяч че’маллей, теперь не осталось ничего, лишь раздробленные и оплавленные обломки. Гуляющие по ней сейчас ветры не могли найти того, чего ищут, обреченные на вечные блуждания.