Тот, кто меня разрушил - Лара Дивеева

Маша-Селена послушно встает, двигается как робот. Даже когда она начинает призывно крутить бедрами, чудовище не сводит с меня взгляда.

Я следующая. Я не спорю и не плачу. Я временно застыла, выпала из времени и жизни, потеряла контроль. Хочется закричать так громко, чтобы у собравшихся мужчин брызнула кровь из ушей. Убить их внезапной болью и выбежать на солнечную улицу.

В этой комнате нет окон, она душная и страшная. Нас везли в машине с тонированными стеклами, но я видела солнце. Оно где-то рядом, вместе с обещанием жизни и свободы.

Олави поворачивается ко мне, и чудовище привстает со стула. Нет! Что угодно, кто угодно, только не он! Смотрю на Олави, на мужчину, которого ненавижу всем сердцем, и взглядом умоляю его о защите. Ведь он обещал, что берет нас только для рекламы, что мы встретимся с местными бизнесменами. На самом деле мужчины в этой комнате – чудовища. Похитители женщин.

– Анджелина – особая девушка, – начал Олави, и, несмотря на ужас ситуации, мне любопытно, что он имеет в виду. Почему он считает меня особой? Правильнее всего сказать, что я дура. Уникальная дура, раз попалась на его грубую игру.

Чудовище не дает Олави договорить. Встает и, щелкнув пальцами, показывает на дверь в соседнюю комнату.

Я прижимаюсь к спинке стула и с мольбой смотрю на Олави. Не отдавай меня, умоляю! Ледяной пот щекочет кожу, вызывает дрожь, по коже бегут мурашки, везде, от ужаса.

На лице Олави отражается немалая внутренняя борьба. Он обещал, что нас не тронут, что это только реклама. Он обещал, обещал, обещал. Можно ли верить обещаниям? Нет. Ничьим.

Я сползла со стула, встала на колени и вцепилась в брючину Олави. Протяжно завыла, как раненое животное. Допустила очередную ошибку – воззвала к мужчине, рожденному без совести.

– Ты обещал! – проплакала не я, а другая, сломленная девушка по имени Анджелина.

Пнув меня, Олави склонился над скрюченным телом.

– Завалишь эту сделку – убью. Поняла? – выплюнул на выдохе, тихо, сквозь зубы. Не дожидаясь ответа, прошептал: – Как войдешь в комнату, сразу стань на колени. Соблазнишь его. Сделаешь все, что он потребует, не зря же я тебя учил. ВСЕ. Иначе убью. Всех.

Надо мной нависает тень, мужское тело. Чудовище хватает меня за шкирку и тянет за собой. Открываю рот, вдыхаю, но не могу выдавить ни звука. Пинаюсь, беззвучно кричу, надрываюсь…

* * *

Кричу, надрываюсь. Слышу! Наконец-то я себя слышу! Голос вернулся, и теперь меня спасут. Обязательно спасут! Вырвут из лап Олави и его дружков. Я кричу, высвобождаю ненависть и страх. Это целебный крик.

Запутавшись в очередном сне, я срываю голос, умоляя о помощи.

– Что с вами! Откройте, а то вызову полицию! – Проводница кричит, кто-то пинает дверь, стучит. За дверью купе гудят возмущенные голоса.

Я все еще в поезде и умудрилась заснуть. Горячая картошка творит чудеса, но и она не панацея. Уже несколько лет сны забрасывают меня в тот день, когда Олави отдал меня чудовищу. Один и тот же кошмар, постоянно, до крика. Почему? Именно в этом я и пытаюсь разобраться. Именно для этого еду в Анапу в надежде, что смогу избавиться от того, что меня разрушает.

С трудом удерживаясь на ногах, открываю дверь. Сознание запуталось в ночном кошмаре, где чудовище волочит меня в отдельную комнату.

Вытянув шею, проводница заглядывает в купе в поисках человека, который заставил меня кричать. Рядом с ней сосед по вагону, видимо, это он пинал дверь. За ними толпа любопытных в тренировочных костюмах и мятых футболках. Они разочарованы, так как рассчитывали на зрелище, на приключение, а тут всего лишь ночной кошмар.

Сосед вглядывается в мое лицо, ошалевшее и испуганное. После кошмара я в холодном поту, белая футболка хоть выжимай, да еще и надета на голое тело. Взгляд соседа опускается на грудь, идеально вырисовывающуюся под мокрой тканью. Он сглатывает, моргает, с трудом заставляет себя отвлечься.

– В вашем купе кто-то есть? – Голос проводницы настолько резкий, что царапает слух. Она смело шагает через порог, осматривая крохотное купе. Как будто в нем можно спрятаться! Я складываю полку и делаю приглашающий жест. Убедившись, что я не прячу бесплатного пассажира, который периодически меня душит, проводница поджимает губы и буравит меня взглядом.

– Почему вы кричите? Утром всех перепугали и теперь снова. Что происходит?

– Мне приснился кошмар. Простите, я сейчас выпью кофе, чтобы больше не спать и не беспокоить пассажиров.

Я говорю тихо, вежливо, но не заискиваю. Я поклялась себе, что больше никогда не позволю себе заискивать. Ни перед кем.

Сосед вернулся из своего купе и подал мне небольшое полотенце. Мягкое, из египетского хлопка, с приятным запахом стирального порошка. Наверное, жена собирала его в дорогу.

– Все, разошлись! Нечего на девушку смотреть! – Сжалившись надо мной, проводница разогнала любопытных. – Я вам сейчас кофе сделаю, горяченького. Раз уж и ночью не спалось, то в самый раз будет.

– Будьте добры, сделайте кофе на двоих! – попросил сосед, вызвав у проводницы понимающую улыбку.

– Оставьте меня! – устало попросила я.

– Простите, но не могу! – притворно вздохнул сосед. – Совесть не позволяет. Вы ночью кричали во сне, толкались в стену и плакали. Вам плохо. Не заставляйте меня чувствовать себя последним подонком, позвольте вам помочь!

– Чем?

– Для начала убедиться, что вы не простудитесь.

– В поезде тридцать градусов.

– Все равно. – Расправив полотенце, он высушил мои волосы, как заботливая мать ребенку. Потом легко щелкнул меня по носу и улыбнулся: – Вот так-то лучше!

У него наверняка есть дети. Трое, а то и четверо.

– Сколько у вас детей?

– У меня только племяшки, – улыбнулся он. – Двое. Близнецы, если хотите знать, ходячие кошмарики. Теперь я выйду, а вы переоденьтесь в сухое.

Через пять минут он вернулся с чашкой кофе, стаканом горячей воды и книгой. Забравшись с ногами на полку, я смотрела на идеальную синеву за окном. Мужчина отразился в стекле на фоне деревьев, и я долго разглядывала его, пытаясь угадать характер по лицу. Отражения намного добрее и безопаснее людей.