Мы остаемся свободными - Варвара Еналь

Тишина тут стояла такая, что можно было слышать собственное дыхание.

– Мы наверху, – тихо проговорил Федор.

Глава 10

Эмма. Слишком опасные деревья

1

То, что обнаружил Коля в крошечной микросхеме каракатицы, не имело названия. Такого Эмме еще не доводилось встречать. Ни встречать, ни читать об этом.

Мартин эти программы (если это вообще можно было назвать программами) никак не воспринимал, его система просто «не видела» микросхемку. Для Мартина этой штуки не существовало.

– Не могу ничего сказать по поводу таких технологий. У меня их нет в базе данных, потому я не могу сделать выводы, – спокойно пояснил Мартин.

А что еще он мог сказать?

– Это вообще не цифровые технологии, – тихо подытожил Колька, разглядывая небольшую голограммку платы, которую выдал планшет. – Но они сами, судя по всему, вполне могут контактировать с цифровыми технологиями. Это не живой материал, это, грубо говоря, компьютер. Крошечный мозг, что ли, искусственный. Я сейчас попробую достучаться до него, возможно, он согласится рассказать о себе. Сейчас закину ему простенькую программу знакомства.

– И что будет? – уточнил Егор.

– Не знаю. Вернее, могу только предположить. – Коля посмотрел на Эмму, словно приглашая помочь.

И Эмма присоединилась к ним. Для начала вытянула из своего планшета чип беспроводной связи, чтобы каракатица не заслала вирус во все остальные планшеты и системы станции. После сделала так, как делал Колька, – присоединилась к каракатице с помощью тоненького переходника, умеющего подстраиваться под различные платы и проникающего в любые компьютерные системы.

Переходник был не толще волоса и чуть отсвечивал золотым. Он зазмеился, обхватывая злополучную микросхемку поверх еще одного такого же переходничка, Колькиного, и выдал на тонюсеньких концах слабый белый свет. Значит, заработало. Соединение произошло. Вспыхнула бледным светом голограмма, изображение стало четким и ясным.

– Только не думай, Эм, что это наши переходники такие совершенные, способные соединиться даже с такой технологией. На самом деле это микросхема желает вступить с нами в контакт, – тут же пояснил Колька. – Вернее, я думаю, что у нее такое задание – контактировать со всем, с чем возможно. С уборщиками – так с уборщиками. С планшетами – значит, с планшетами. Смотри, вот эта плата.

Он ткнул пальцем в крошечную точку на голограмме, которая стала увеличиваться, разрастаться и превратилась в этакое стальное металлическое зерно с гладкими вытянутыми краями и узкими полосками резьбы (или это так прописаны программы, кто знает? ).

Зерно вдруг крутанулось и вытянулось в изящную линию, а после закрутилось в спираль – длинную бугристую спираль, на которой проступили многочисленные узелки. Из узелочков полезли новые нити, разворачивающиеся в свою очередь в следующие спирали-ветки, покрытые узелками-почками.

– Ты посмотри, если считать, что каждый узелок – это программка, то здесь перед нами целая система. Целый компьютер, живущий сложной и уникальной жизнью и заключенный в странную оболочку. Тело с щупальцами, в котором находилась эта микросхема, было живым. Оно еще называется органическим. Правда, никакого кровообращения, никакой кровеносной системы. Другие принципы жизни, совершенно другие, – тихо продолжал пояснять Колька, – симбиоз электроники и живой плоти.

Егор сердито блеснул зелеными глазами, скривил губы и заметил:

– Фигня это полная, ребята. Мы понятия не имеем, что несет в себе эта штуковина, просто понятия не имеем. Давай-ка, Колька, вырубим ее к чертям собачьим. Вот такие же штуки легко взломали катер Федора, они опасны. Мы даже представить себе не можем, насколько они опасны.

Егор протянул руку, чтобы отцепить переходники, и тут же огреб от Кольки – тот шлепнул его по ладони и посоветовал не лезть, когда не просят.

– Я сейчас сам тебе врежу, дурень Колючий! – заорал Егор, а на голограмме тем временем продолжали разворачиваться спирали, сливаясь в огромный толстый ствол. Распускались усики, лопались узелки-почки, выдавая новые завитки и новые стебли.

– Вырубай, смотри, что у тебя! – снова заорал Егор.

Его раздражение горячей волной передалось Эмме. Адреналин Егора пьянил, заставляя чувствовать напряжение и приятную готовность в мышцах.

– Я хочу разобраться в этом, – резко заявил Колючий. – Если мы не поймем принцип их работы, мы никогда не сможем одолеть их.

– Мы их и так не одолеем! – Голос Егора звенел высокими нотами ярости, и Эмма понимала, что сейчас им владеет страх и злость. Эти два чувства всегда бывают рядом. Страх и злость – это то, что накаляет воздух, делая его горячим и едким.

А на голограмме уже поднималось дерево – это было именно дерево. Толстый ствол, состоящий из сотен тонких витков и усиков, изящные, опускающиеся вниз ветви и множество листьев и почек, рождающих новые витки и новые ветви.

Зрелище завораживало и пугало одновременно. Оно обладало невероятной силой и энергией, оно обладало жизнью. Электронной, искусственной жизнью. Придуманной и созданной. Но эта жизнь имела крепкую волю и крепкое желание побеждать.

Егор и Колька спорили, стукая время от времени друг друга по рукам, но Эмма уже не слушала их. Она поняла все, что хотело сказать зерно. Ведь не случайно оно с такой уверенностью и наглостью развернулось перед ними во всей красе. Показало свою сущность, свою внутренность. Свою мощь и свой размах.

Это только кажется, что плата крошечная. На самом деле из нее вырастет огромный организм, огромная сущность, как из крошечного зернышка вырастает высокое дерево.

Насколько дружественным к людям будет это «дерево»? Насколько сильно надо его опасаться?

И Эмма с потрясающей уверенностью поняла, что сильно. Очень сильно надо остерегаться прозрачных каракатиц, несущих в себе странную и сложную технологию, похожую на дерево. Эмма потянулась, чтобы отключить свой планшет, дернула переходник, голограмма вздрогнула. По ней пробежала легкая рябь, и ветви дерева пришли в движение. Оно взмахнуло всеми своими усиками и ветками, тряхнуло листьями, качнулось и вдруг мгновенно сузилось, съежилось, уменьшилось до одного длинного завитка – распрямленной спирали – и юркнуло куда-то вниз.

И тут же планшет Колючего зашипел, затрещал. Экран покрылся сеткой мелких трещин, сама голограмма развалилась на множество нечетких черных кусков, как разваливается сожженная бумага.

– Черт бы побрал… – потрясенно проговорил Колька.

– Я же говорил! – заорал Егор.