Дерево манго - Аль-Язия Халифа

Оставив сумку и палку на полу в зале рядом с подносом с угощениями для гостей, бабушка присела на ковёр, придвинула к себе чашу с водой и, бросив в него подаренное мною манго, правой рукой принялась его мыть, в то время, как вытянутой левой она уже дотянулась до кофейника. Бульканье воды и последовавший за ним стук чашечек для кофе – и бабушка уже достала одну из них чистой, чтобы налить себе кофе. Поправив подушку и облокотившись на неё левой рукой, она стала маленькими глотками пить кофе, ароматом которого теперь была овеяна вся зала. Я стала следить за каждым её движением, и, о как же мне захотелось выпить этого кофе вместе с ней! Но бабушка уже давно объяснила мне, что кофе не для детей.

Выпив чашечку, она положила её в чашу с характерным бульканьем и крикнула:

– Сарруд! Сарруд! Принеси уголёк! Огонь уже погас в курильнице.

Бабушка принялась ворошить угольки, пристально вглядываясь в них, будто желая отыскать в огоньках остатки потухающей жизни. Затем она вытащила нож и погрузила его в чашу для мытья, и нож булькнул так же, как и чашечка. Манго же тем временем оказывалось то в правой, то в левой её руке. Вытащив правой рукой нож из воды, бабушка перекинула манго в левую руку и принялась разрезать его: при первом же прикосновении её ножа к кожуре плода свежий яркий манговый аромат вырвался на свободу, а оранжевый сок просачивался сквозь её пальцы. Она нарезала мякоть продольными кусками, оставляя длинные и широкие борозды. Каждый раз, когда я видела эту картину, мне на память всегда приходила игра «крестики-нолики».

Закончив, бабушка повернула манго так, что мне стали видны сладкие кубики, от одного вида которых у меня всегда текли слюнки.

Обычно первый кусочек вручался мне, и сегодня бабушка не изменила традиции: одарив меня им, она той же рукой, которой держала нож, передала мне всё манго. Я, стоя перед ней, правой рукой схватила кусочек, а левой заполучила само манго.

Я подошла к чаше с посудой и бросила в неё манго и присела, чтобы насладиться сладким первым кусочком с ровно высеченными кубиками, откусив квадратик в самом центре – потому что самый большой, конечно! Всё моё лицо и руки покрылись сладкой мякотью: все десять пальцев рук словно соучаствовали в нападении на манго!

Ещё до того момента, когда мои губы коснулись жёлтых кубиков, нос уже погружался в мякоть. И пока я пыталась разобраться с кубиками, мой язык вдруг сам по себе решил сначала опробовать их первым, в то время как мои челюсти словно сопротивлялись тому, чтобы откусить кусочек полностью!

Моим зубам ничего не оставалось, как послушаться – и погрузиться в сок манго, обильными потоками вырывающийся наружу, cбегая по шее и рукам. Однако же я совершенно не обращала на это никакого внимания, просто не желая испортить себе всё удовольствие!

В это время бабушка, приподняв накидку, покрывавшую её лицо, зацепила её выше и, чуть вытянув шею и наклонившись над тарелкой, попробовала кусочек манго, не пачкая при этом ни покрывало, ни одежду, и спросила:

– А где ты его взяла?

– У дома дяди Сейфа, – ответила я, пояснив: – Мы там ловили цикад!

Я отвечала, медленно поедая манго, уминая кусочек за кусочком так, чтобы каждый заполнял мой рот и словно таааял в нём, даря мне напоследок неповторимую сладость наслаждения вкусным соком!

– И зачем вам эти цикады? – поинтересовалась у меня бабушка, даже не ради моего ответа, а просто наслаждаясь беседой с маленькой девочкой.

– А я и не знаю, цикады – это насекомые, и все дети их ловят… Даже Фаттум и Хамду, и Муззу, и Аффари бинт Саид! А вот я боюсь цикад, но иду, просто чтобы поиграть с детьми.

Бабушка погрузила руки в чашу, и вода в ней стала окрашиваться в жёлтый манговый цвет, обтекая её пальцы. Вытащив моё оманское манго, которое я бросила в чашу, и не разрезая его на кусочки, как первое, она взяла его в руки вертикально и, приложив нож поперёк, стала поворачивать манго, и его сок засочился ей на руку. Не прошло и нескольких мгновений, как она разрезала манго по кругу пополам так, что одна из половинок стала похожа на стакан, наполненный соком, а вторая – на чашу, из которой торчит косточка, словно ожидая того момента, когда дети примутся лизать её и вытаскивать из сочной мякоти.

Я смотрела на разрезанное манго так, как будто ничего другого в этом мире больше не осталось. И пусть да, правда, что покрасневшие пальцы бабушки были также частью этой картины, но мне кажется, я не могла думать больше ни о чём другом!

– Какую часть ты бы хотела? – словно издалека до меня донеслись отзвуки голоса бабушки, силой вернувшие меня в реальность. Я подняла свои глаза и встретилась взглядом с бабушкой: её маленькие добрые глаза, прикрытые нависшими, словно года, постаревшими веками, из-под которых, не переставая, сочились слёзы, – наверно, чтобы глазам не было больно в сухую погоду. Поэтому чёрные, подведённые сурьмой глаза бабушки оставались влажными даже в самые жаркие дни лета.

– Или хочешь обе половинки? – расслышала я, словно в пояснение первого вопроса. Я отвела свой взгляд, сосредоточив его теперь на кусочке манго, который только что почти доела сама, высосав из него все соки, оставив висеть только тонкие волокна. Я снова положила этот кусок в рот, так и не ответив на вопрос бабушки, и стала жевать кожуру плода. Бабушка улыбнулась и сказала:

– Иди возьми себе ложку на кухне.

Я стараюсь беспрекословно исполнять команды бабушки. Я поспешила на кухню, совсем забыв о самом манго.

На кухне я увидела Сурейду (именно таким было её настоящее имя, которое бабушка несколько переиначила, следуя своей манере изменять имена или названия вещей, которые ей было сложно произносить: она переделывала имя так, чтобы оно стало похожим на что-то ей хорошо известное, и то, чего бы она не забыла. А «сарруд» – это небольшой круглый коврик, сделанный из пальмовых листьев). Она стояла перед зажжённой газовой плитой. Аромат горящих угольков царил повсюду, и Сурейда уже почти взяла щипцами горящий камушек, чтобы поднять и положить его в курильницу для благовоний, и тут я подбежала к ней, чтобы выдвинуть ящик тумбочки, всё ещё продолжая пережёвывать манговую кожицу. Но тут я остановилась.