Сказания Земноморья - Урсула Ле Гуин

– В доме Огиона? Так сюда они в первую очередь заявятся.

– Ну и что? Даже если заявятся? Что им от тебя может быть нужно?

– Чтобы я снова стал тем, кем был раньше.

Ей стало холодно – так безнадежно звучал его голос.

Она молчала, пытаясь вспомнить, каково это – быть всесильной Единственной Жрицей Гробниц Атуана, поглощенной силами Тьмы, а потом вдруг сразу все это потерять; самой отбросить власть и могущество, стать самой собой, стать просто Тенар, просто женщиной, заиметь мужа, детей и снова в один миг все потерять, превратиться в старуху, безмужнюю, бессильную… Но, даже вспомнив все это, она не была уверена, что понимает, насколько ему сейчас стыдно, тяжело, сколь сильна агония его теперешней униженности. Возможно, подобные переживания свойственны только мужчинам. Женщины, в общем-то, привыкли к унижениям.

А может быть, права тетушка Мох? Когда ядрышко ореха съедено, остается лишь пустая скорлупка.

«Так я и сама на ведьму стану похожа», – подумала Тенар. И чтобы перестать думать об этом и Геда тоже заставить думать о чем-нибудь ином, а еще потому, что вкусное, но все-таки довольно крепкое вино развязало ей язык, она снова заговорила:

– А я знаешь о чем подумала… вспомнила, как Огион учил меня, а я все не хотела учиться дальше, а потом взяла и ушла, нашла себе подходящего фермера, вышла замуж – так вот, я тогда все время думала, даже в день свадьбы, что Гед, конечно же, очень рассердится, когда услышит об этом! – Она засмеялась.

– Я и рассердился, – сказал он.

Она промолчала.

– Я был разочарован, – пояснил он.

– Рассержен, – сказала она уверенно.

– Рассержен, – согласился он.

И снова наполнил ее стакан до краев.

– Тогда я и сам обладал могуществом и способен был различить его в других, – сказал Гед. – А ты… ты вся светилась там, под землей, в этом ужасном Лабиринте, во тьме кромешной…

– Ну хорошо, тогда скажи: что мне было делать со своим могуществом, со всеми магическими знаниями, которые пытался вбить в мою голову Огион?

– Использовать их.

– Как?

– Как используется Великое Искусство Магии.

– Кем?

– Волшебниками, – ответил он с затаенной болью.

– Магия, значит, и есть всего лишь умение, мастерство магов?

– Что же еще?

– А разве это все?

Он задумался, изредка поглядывая на нее.

– Когда Огион учил меня, – сказала она, – вот здесь, у очага, словам Истинной Речи, я так же легко и твердо выговаривала их, как и он сам. Как если бы я вспомнила язык, который знала с рождения. Зато вся остальная мудрость – старинные руны, Великие Заклятия и правила – казалась мне мертвой. Все это было мне совершенно чуждо. Я часто думала: все это похоже на то, как если бы меня одели в военные доспехи, дали меч и копье, шлем с перьями и все такое… насколько нелепо я бы во всем этом выглядела, разве не так? Ну зачем мне, например, меч? Что героического я могла бы совершить с его помощью? Я в этих доспехах даже и ходить-то нормально не могла бы – все равно осталась бы женщиной, осталась бы самой собой.

Она отпила немного вина.

– Так что я все эти волшебные доспехи с себя сбросила, – сказала она, – и надела привычную мне одежду.

– А что сказал Огион, когда ты собралась уходить?

– А что он мог сказать?

На его губах появилось подобие улыбки, но он промолчал.

Она утвердительно кивнула. И через некоторое время продолжала более спокойно:

– Я стала его ученицей только потому, что меня привез сюда ты. После тебя он больше учеников не брал и уж никогда не взял бы в ученицы девушку. Это ты упросил его. Зато он меня любил. И уважал. И я его тоже очень любила и уважала. Но он не сумел дать мне то, что мне было необходимо, а я не умела взять у него то, что он должен был мне дать. Он понимал это. Ах, Гед, он ведь совсем иными глазами смотрел на Терру. Он увидел ее всего за день до смерти. Вы с тетушкой Мох говорите, что могущественные волшебники сразу узнают друг друга. Не знаю, что Огион увидел в Терру, но мне он сказал: «Научи ее всему! » А еще он сказал… – Она вдруг умолкла. Гед терпеливо ждал. – Он сказал: «Ее будут бояться». И повторил: «Научи ее всему! Не на Роке». Не знаю, что он имел в виду. Да и откуда мне знать? Если бы я тогда осталась с ним, то, возможно, и узнала бы, возможно, смогла бы чему-то научить девочку. Я считала, что, когда придет Гед, уж он-то, конечно, будет знать, чему ее учить, что ей необходимо знать, моей искалеченной малышке.

– Я этого не знаю, – проговорил Гед очень тихо. – Я увидел… В этом ребенке я увидел только одно! Ей причинили страшное зло. Зло.

Он залпом допил вино.

– Мне нечего ей дать. – И он умолк.

В дверь слегка постучали. Гед вскочил с уже знакомым Тенар выражением лица: искал, где бы спрятаться.

Она пошла к двери и не успела еще толком отворить ее, как тут же почуяла знакомый запах тетушки Мох.

– Гости в деревне, – выразительно тараща глаза, зашептала старуха. – Похоже, добрые люди. Они, по слухам, с того большого корабля, что приплыл из Хавнора. Говорят, что ищут Верховного Мага.

– Он не хочет никого видеть, – слабым голосом сказала Тенар. Она понятия не имела, что теперь делать.

– Да уж, пожалуй, не хочет, – сказала ведьма. Помолчала немного, словно ждала чего-то, и спросила: – Где ж он сам-то?

– Здесь, – ответил Ястреб, подходя к двери и пошире открывая ее. Тетушка Мох только глянула на него и ничего не сказала. – А они знают, где я? – спросил он.

– Коли и знают, то не от меня, – ответила ведьма.

– Если они заявятся сюда, – сказала Тенар, – ты, в конце концов, всегда можешь отослать их прочь – как Верховный Маг! ..