Другие времена

– Выбирай сам, меня это не касается.

– Откуда вы меня знаете?

– Мы давно знакомы.

– Я вас не помню!

– Так написано в сценарии, потому и не помнишь.

– В каком сценарии?

– Меня не уполномочивали все тебе объяснять. Я должен предложить тебе бокал шампанского, а ты должен выпить и сказать: «Баснословно! »

– Ладно, давайте рюмку.

Я выпил и произнес то, что он хотел. Жидкость в бокале заслуживала похвалы. Удивительно приятный вкус.

Издалека послышались жидкие аплодисменты. Какой-то нахал крикнул с галерки: «А мне не предложите рюмочку? Похвалю по-царски».

На этот выкрик мой сосед отреагировал так: «Выпивка и закуски – после второго антракта, ваше величество. Извольте потерпеть».

А мне сказал: «Так-то лучше, Гарри! Ага… что у нас тут дальше? Да, да, как я мог забыть…»

Сосед легонько тряхнул головой, и все вокруг нас изменилось.

Мы все еще ехали в трамвае, одни… остальные пассажиры исчезли.

Трамвай наш покинул знакомый мне мир и мчался куда-то через пустое пространство.

– Куда это мы едем… или летим?

– Мы стоим на месте, это мир вокруг нас летит, летит назад. Через несколько секунд – посадка на Марсе.

Сосед еще раз тряхнул головой… и вот… мы оба уже бредем по красной планете. В серебристых скафандрах… Месим пыль. И переговариваемся друг с другом по радио.

– Вот уж действительно – баснословно. На кой черт вы меня сюда притащили? Что у вас в сценарии – борьба за выживание, поиск ушедших цивилизаций или сражение с роботами?

– Всего понемножку. Вон, посмотри…

Впереди нас сверкала разноцветными огнями громадная футуристическая постройка.

– Это что?

– Чудесное место. Нордринг. Перекресток миров…

– Понятно. Это наша цель?

– В настоящий момент – да. Тебя там ждут.

– Кто меня тут может ждать?

– Не прибедняйся, ты человек известный. Если не ошибаюсь, предпоследняя твоя новелла называлась «Марсианские ликоподы». Так вот, ее прочитали, сочли небезынтересной и… материализовали и оживили все описанные тобой персонажи. В естественном, так сказать, окружении. Тебя ждут для того, чтобы ты сам… выпустил их на волю, перерезал ленточку.

– Простите, но моя книжонка – это всего лишь ужастик, легкое, развлекательное чтиво. Почти что пародия. В какую больную голову пришла мысль материализовать летающих электрических угрей и гигантских демодексов? К тому же существующих только в воображении моих героев, сходящих с ума от радиоактивного излучения.

– Именно, именно, в твоем тексте действуют не только электрические угри, но и астронавты, ученые, специалисты по паранормальным явлениям. Мужчины и женщины. Милые персонажи, надо отдать тебе должное.

– Да, но это условные, упрощенные до функции характеры, облегченные литературные конструкции. Ничего общего не имеющие с живыми людьми. В финале они сами превращаются в чудовищ.

– Не собираюсь вступать с тобой в литературоведческие споры. Вот и двери в шлюз. Входи, не стесняйся. Все, что ты встретишь в этом здании – придумал ты сам. Не забывай об этом! Живи своей мечтой, как завещали древние. А я удаляюсь, адьё, терпеть не могу эти командировки!

Он исчез, а я подошел ко вторым дверям… не дверям, а высоким тяжелым воротам с рельефными изображениями распятых обезьян на левой и правой створках.

Из-за ворот доносились яростное рычание, жалобный визг, чавканье и хруст разгрызаемых мощными челюстями костей.

Ворота медленно открылись, и я шагнул в неизвестность.

Владимир Бережков / Москва /

Владимир Бережков родился 26 февраля 1947 в Москве. Окончил Московский государственный педагогический институт им. В. И. Ленина (1978). По специальности филолог. Песни пишет с 1963 г. , преимущественно на свои стихи. В 1968 г. стал лауреатом Новосибирского фестиваля авторской песни. В 1987 г. У Бережкова вышла книга «Мы встретились в раю», изданы также одноимённые аудиокассета и компакт-диск.

* * *

Проснусь на утренней заре —

Туман выделывает штучки,

Петух горланит кукаре,

Ни облачка вокруг, ни тучки.

Росой покрытый, замер сад,

Но над крыльцом уже висят

Две наглых стрекалки-летучки.

В туман не опуская крыл,

Над речкой тихо ястреб плыл,

Как нарисованная птица,

И солнцем полная луна

Совсем не думала садиться;

Венера к ней прикреплена,

Поскольку ведает она,

В какую сторону светиться.

Как чист их отражённый свет —

Уже нигде ни складки мрака,

И петуху поет в ответ

В мажоре верная собака.

Я времени заметил грань

И задержался на крылечке,

Мне хорошо в такую рань

В июле, на земле, у речки.

Чего искал я столько лет?

Какого не хватало знака?

Я сам – как отражённый свет,

Во мне – почти ни складки мрака.

Пахра

Люсе

До лета, глядишь, не помру,

Развеется снежная замять —

И выйду на речку Пахру,

На скрытую ветлами заводь.

Там звуков не слышно других —

Журчанье в древесной запруде;

Там в желтых кувшинках нагих

И лилиях белых, как груди,

Неспешно – ведь все впереди! —

Река, словно девичья шея

Тонка, глубиной до груди —

Затянет меня, ворожея.

Я видел твой плавный изгиб,

Где даже речная крапива,

В которой едва не погиб,

Пышна, зелена и красива.

Там стаи нахальных мальков,

Подплыв к незабудкам небесным,

Глядят, не боясь башмаков,

В открытую синюю бездну.

А к ночи взойдет соловей;

Черемуха в клочьях тумана;

И ветром, слетевшим с ветвей,

Потянет тревожно и пьяно.

Русалка мелькнёт за рекой

Вся в лилиях, белых, как груди…

И если б не снег над Москвой,

Не жёлтый каток мостовой —

Остался бы с нею, в запруде.

1997 – Москва

Кадаши

Осталась церковь в Кадашах,

Где мы компанией гуляли,