Приз - Полина Дашкова

Арсеньев увидел, что по его маленькой грязной кисти течет кровь.

– Ой, больно, больно, – хныкал Куняев, – не могу, как больно! Врача позовите! Я ж крови боюсь, блин!

– Да что случилось? – Арсеньев нажал кнопку вызова охраны.

– У меня там рана, воспаление, давно уже, и все не заживает, – плача, объяснил Булька, – я опять нечаянно корочку содрал.

– Про портфель это любопытно, – сказала Зюзя, выслушав Арсеньева.

Они зашли перекусить в маленькое подвальное кафе неподалеку от Бутырки. Там работал мощный кондиционер. Было прохладно и почти пусто. Зинаида Ивановна с отвращением ковыряла вилкой морковный салат и косилась на тарелку Арсеньева, с которой быстро исчезали жареная картошка с грибами и огромная, сочная свиная отбивная на косточке. Зюзя вынуждена была сесть на строгую диету, уже не ради красоты, а из-за проблем со здоровьем.

– Ну да, – кивнул Арсеньев, – это, конечно, не алиби, но кое-что.

– Алиби, – грустно вздохнула Зинаида Ивановна, – разве у нас есть что-нибудь, кроме этого паршивого алиби? Мне надо дело в суд передавать, а я на нуле. Если бы мы нашли орудие убийства, если бы Куняев вспомнил, где был и что делал в тот вечер. Пусть даже не вспомнил, а придумал. Вранье тоже информация. Когда подозреваемый начинает врать, его легче вывести на чистосердечное признание. Знаешь, что меня сейчас интересует больше всего? Каким образом слабоумному Бульке с его заплесневелыми от наркотиков мозгами удалось разобраться с пин-кодом и снять деньги с карточки Драконова? Если он все-таки одолел это, куда он дел деньги? Ведь за дозу он расплатился ручкой.

– Куда дел – это хороший вопрос, – произнес Арсеньев с набитым ртом, – дома у него их точно нет. Либо там какой-то совсем уж хитрый тайник. Впрочем, потратить сто семьдесят долларов не так уж сложно. А ручкой он расплатился потому, что безумно любит деньги и не захотел с ними расставаться. Что касается карточки, тоже не велика наука, особенно когда вместе с карточкой лежит бумажка, на которой крупно написан код. Рядом с «Килькой» есть уличный банкомат. Булька сто раз наблюдал, как люди снимают деньги, и мотал на ус. А вообще, Зинаида Ивановна, мы зациклились на этом несчастном Куняеве и забыли о других версиях. Его вполне могли подставить. Лев Драконов все-таки не рядовой пенсионер, он писатель, тусовщик, болтун, не тем будь помянут. Он работал над книгой о Хавченко…

– Ой, перестань! – поморщилась Зюзя. – Ты же видел рукопись, там ничего серьезного, сплошные сопли с сахаром. – Нацелившись вилкой в тарелку Арсеньева, она быстрым движением подцепила кусок отбивной, который он только что отрезал, отправила в рот и тихо застонала от удовольствия.

– Зинаида Ивановна, давайте я вам закажу отбивную, – сочувственно предложил Саня.

– Тебе жалко для меня кусочка мяса, да?

– Мне вас жалко. Вам же хочется.

– Перехочется! Мне нельзя. Вот еще маленький кусочек у тебя украду, и картошечки. И все. Это точно, все. Надо худеть.

Жевала она долго и молча.

– Ну, хорошо, – вздохнул Саня, – допустим, книга о Хавченко это действительно не серьезно. А то, что он в последнее время работал над мемуарами какого-то генерала? Он говорил, публикация станет настоящей бомбой.

– Какой бомбой, Шура? Мало ли что он болтал в интервью? Он не называл фамилии генерала, даже не говорил, где этот генерал служит.

– Служил, – поправил Саня, – он сказал, что генерал умер. И теперь он, писатель Лев Драконов, чувствует себя обязанным довести до конца то дело, которое они вместе задумали. То есть создание книги генеральских мемуаров.

– Он только напускал таинственности для саморекламы, – Зюзя со вздохом принялась за свой морковный салат. – Мы же не нашли никаких материалов ни в его компьютере, ни в записных книжках.

– Генерал Жора, – задумчиво произнес Саня.

– Что?

– Булька сегодня рассказал, что в портфеле была пластиковая папка, а в ней рукопись. На титульном листе крупно написано: «Генерал Жора».

Зюзя перестала жевать, схватила стакан с водой и выпила его залпом.

– Что же ты молчал, Шура? Господи, нет! Зачем ты это узнал, ну зачем? Лучше бы ты молчал. Ох, я старая идиотка, карга несчастная, когда же это кончится? – она чуть не плакала и от огорчения, незаметно для себя, съела еще несколько ломтиков жареной картошки с тарелки Арсеньева.

– Зинаида Ивановна, я не понял…

– И не надо. Не надо тебе ничего понимать. Генерал Жора! Вот только этого мне перед пенсией не хватало!

– Да в чем дело, вы можете объяснить?

– Дело в том, Шура, что влипли мы с тобой на этот раз очень нехорошо и серьезно. И как теперь быть, не знаю. – Она решительно пододвинула к себе его тарелку и доела все, что там оставалось.

Глава восьмая

Зачем тратить свинец, когда есть газ? Инженерная мысль не стоит на месте. Умерщвление может быть вполне спокойной и даже гуманной процедурой. Ради чего мучить несчастных тварей? Сортировка. Мужчины, женщины, подростки направо. Старики и дети ниже 120 сантиметров налево. Некоторые дети встают на цыпочки, когда проходят под мерной палочкой. В таких случаях помогает хлыстик. Хлоп хлыстиком по ногам: обманывать нехорошо. Во всем необходим порядок. Конвейер должен работать исправно. Малейший сбой может привести к катастрофе. Когда конвейер работает, толпа не успевает понять, что происходит. У нее не остается времени на размышления. Дети встают на цыпочки не потому, что знают, какая их ждет участь. Они просто не желают расставаться с родителями. Если бы было заранее известно, что значит черный дым из высоких труб, огромная партия вновь прибывших превратилась бы в неуправляемое стадо. При неправильной организации стадо способно смести все на своем пути, включая вооруженную охрану. Их ведь в тысячу раз больше, чем охраны. Их больше, чем пуль в автоматах. Стрельбой можно скосить только десятую часть толпы. Несмотря на истощение каждой отдельной особи, нельзя удержать такую массу одним лишь физическим усилием. Тут нужна сила духа, убежденность, ну и немного хитрости.

Состав остановился. Нормальный вокзал, с часами, с таблицей расписания поездов. Кажется, там, дальше, город, в котором можно жить. После долгих дней и ночей в тесных грязных вагонах, без еды и питья, они радуются хотя бы тому, что их привезли куда-то, что дорога кончилась и поменялись декорации. Они не замечают, что здание вокзала – всего лишь декорация, причем сделанная довольно грубо. Они не хотят этого замечать.