Книги крови. Запретное - Клайв Баркер

Левая рука Чарли была напугана. Ей нужны были утешение и поддержка – одним словом, ей нужна была Правая. В конце концов, именно та была Мессией новой эпохи. Только она представляла будущее вне тела. Сейчас армии Левой тоже требовалось увидеть это будущее, иначе совсем скоро все они превратятся в жаждущий крови сброд. А если подобное случится, то поражение не заставит себя ждать. Таков расхожий взгляд на революцию.

Поэтому Левая повела армию домой, надеясь отыскать Чарли там же, где видела его в последний раз. Надеялась она, конечно, совершенно напрасно, но этот порыв был вызван отчаянием.

Однако удача благоволила повстанцам – Чарли на месте не оказалось, зато там был доктор Джудвин. А его руки знали и куда увезли тирана, и как туда добраться, и на какой кровати он лежит.

Босуэлл толком не знал, куда и зачем бежит. Способность мыслить критически встала на паузу, а чувство направления порядком сбилось. Казалось, что какая-то часть Босуэлла понимала, куда тот направляется. Едва добравшись до моста, парень начал набирать скорость – и вот уже летел, не обращая внимания на жар в легких и стук в голове. По-прежнему не представляя, что делает, он обогнул станцию и помчал параллельно железной дороге. Ноги сами несли его, и именно это стало началом и концом всему.

Внезапно из рассветных лучей появился поезд. Не раздалось ни свистка, ни предупреждающего окрика. Может, машинист и заметил бегуна, но это вряд ли. А даже если и заметил, то не был в ответе за случившееся. Нет, виноват сам Босуэлл – ведь это его ноги неожиданно свернули к рельсам. Колени подломились, и парень упал поперек железнодорожного полотна. Он успел подумать о том, что состав просто следует из точки А в точку Б, а по пути отрежет ему ноги выше колен. Над головой уже проносились вагоны, и под свист поезда (так похожий на крик) он провалился во тьму.

Около шести часов утра привезли чернокожего парня. Жизнь в больнице начиналась рано, и крепко спавшие пациенты пробуждались, чтобы встретить еще один долгий и утомительный день. Им измеряли температуру, совали в раздосадованные руки чашки сероватого разбавленного чая, раздавали лекарства. Парень со своим жутким несчастным случаем вызвал лишь едва заметную рябь в привычном распорядке.

Чарли опять снился сон. Но не одна из любезно предоставленных Голливудом фантазий о верховьях Нила, не императорский Рим и не финикийские невольничьи корабли. На этот раз сон был черно-белым: Чарли лежал в гробу, а рядом стояли Эллен (до подсознания, видимо, не доходил факт ее смерти) и его родители. Вот уж действительно вся жизнь перед глазами. Кто-то подошел (Джудвин? Участливый голос показался знакомым) и услужливо закрыл крышку гроба. Чарли попытался предупредить скорбящих о том, что все еще жив. Никто не услышал. Тогда он запаниковал, но, сколько бы ни кричал, слова пропадали впустую. Чарли оставалось только лежать и наблюдать, как запирают его последний приют.

Сон перескочил чуть дальше. Теперь где-то над головой Чарли слышал стоны поминальной службы. «Недолгая жизнь отпущена человеку…» Раздался скрип веревок, и тень могилы, казалось, затмила саму темноту. Его опускали в землю, а он по-прежнему пытался протестовать. Но в яме сделалось душно. Дышать становилось все труднее, а кричать – тем более. Чарли с трудом втягивал затхлый воздух через ноющие пазухи носа, а рот его был чем-то забит. Возможно, цветами. Повернуть голову, чтобы их выплюнуть, никак не выходило. Комья земли уже стучали по крышке гроба, и, Господь всемогущий, он явственно слышал, как с обеих сторон от него облизываются черви. Сердце билось так, словно вот-вот разорвется. И он был уверен, что лицо его сделалось иссиня-черным от удушья.

Затем чудесным образом в гробу кто-то появился. Кто-то пытался сдернуть с его лица сдавливающие путы.

– Мистер Джордж! – обращался к нему этот милосердный ангел.

Чарли открыл глаза и увидел медсестру той больницы, где он лежал.

– Мистер Джордж! – Образец спокойствия и терпения, сейчас она пребывала в панике. Едва не рыдая, медсестра боролась с его рукой. – Вы сами себя душите!

Другие руки уже тянулись помочь ей. Потребовались три медсестры, но они справились и убрали ладонь Чарли от его лица. Чарли снова задышал, жадно глотая воздух.

– С вами все в порядке, мистер Джордж?

Тот открыл рот, чтобы успокоить ангела, но голос на мгновение покинул его. Чарли смутно сознавал, что его рука все еще сопротивляется.

– Где Джудвин? – выдохнул он. – Пожалуйста, позовите его.

– Доктор в данный момент отсутствует, но он подойдет к вам позже.

– Я хочу увидеть его сию минуту.

– Не волнуйтесь, мистер Джордж, – ответила медсестра, возвратив себе заботливый тон, – мы просто дадим вам легкое успокоительное, и вы сможете немного поспать.

– Нет!

– Да, мистер Джордж! – твердо произнесла она. – Не волнуйтесь. Вы в надежных руках.

– Я больше не хочу спать. Когда засыпаешь, они получают полный контроль над тобой, разве вы не понимаете?

– Здесь вы в безопасности.

Но Чарли было виднее. Он знал, что нигде не будет в безопасности, пока у него остается вторая рука. Она больше ему не подчинялась, если вообще подчинялась хоть когда-нибудь. Возможно, сорок с лишним лет она только создавала иллюзию повиновения. Разыгрывала спектакль, внушавший ложное чувство власти. Чарли хотел сказать все это, но не мог подобрать слов, поэтому произнес лишь:

– Никакого больше сна.

Но у медсестры был свой распорядок. Палата и без того оказалась переполнена пациентами, и с каждым часом их становилось все больше (девушка только что услышала про ужасные события в ЮХА: попытка массового самоубийства с дюжинами жертв). Поэтому все, что медсестра могла сделать, – это успокоить несчастных и заняться рабочими делами.

– Всего лишь легкое успокоительное, – повторила она, и в следующее мгновение в ее руке появился шприц.

– Просто послушайте, – попытался убедить ее Чарли, но медсестра была не расположена к дискуссиям.

– Не будьте таким ребенком, – упрекнула она, увидев в его глазах слезы.

– Вы не понимаете, – объяснял Чарли, пока она втыкала иглу в вену на сгибе руки.

– Когда придет доктор Джудвин, вы сможете все ему рассказать. – Игла проткнула кожу, поршень начал опускаться.