Детектив в Новый год - Татьяна Устинова

Вернувшись в Москву, Мурин отчитался об увиденном перед главредом «Атеиста» и предложил направить в колдовские леса полноценную экспедицию, оснащенную научной аппаратурой и для надежности двумя-тремя пулеметами. Редактор обозвал его дураком и строго приказал завязывать с выпивкой, до которой, как ни прискорбно, Мурин действительно был охоч. Пристыженный корреспондент предъявил в свое оправдание сделанную на опушке фотографию. К несчастью, тогда уже сгустились сумерки, а воспользоваться блицем он не рискнул, поэтому фото вышло размытым. Словом, редактор доводам не внял, влепил своему штатнику выговор и запретил упоминать эту бредовую историю не только в печати, но и устно. Мурин приказ проигнорировал и пересказал обстоятельства вояжа в Клинский уезд Вадиму. Он надеялся, что ОГПУ сумеет изловить одноглазого выродка и снять проклятие с заповедных лесов.

– Могу ли я узреть оный фотоэтюд? – Барченко протянул руку, и Вадим передал ему полученный от Мурина снимок.

Изображение являло собой грязно-серое пятно. Мало того что не хватало света, так еще и снимал Мурин без штатива, руки тряслись, и картинка получилась смазанной. При наличии богатого воображения трактовать ее можно было как угодно.

Разглядывая фото, Барченко вещал с ухваткой завзятого проповедника:

– Ко всякой непознанной вещи, Вадим Сергеевич, надобно относиться вельми придирчиво. И прежде чем приписывать ей сущность сверхъестественную, надлежит поперед умишком пораскинуть: а вдруг сей феномен вполне себе земное толкование имеет?

– Как же так, Александр Васильевич? – допытывался Вадим. – Вы двадцать лет паранормальные явления изучаете и при этом не допускаете их наличия?

– Паранормальное паранормальному рознь, – изрек шеф и поморгал натруженными глазами. – Воля ваша, но в означенной абстракции ничего явственного разглядеть не могу… Разве что лупу взять?

Лупа в металлической оправе лежала на полке шкафа, далековато от орехового стола. Вадим приподнялся, чтобы помочь Александру Васильевичу, но тот опередил его: взял двумя руками мрачного вида фолиант в аспидно-черной кожаной обложке, выставил его перед собой, как икону, провел пальцем по корешку, и – что за диво! – лупа сама спрыгнула с полки, пролетела добрых полтора метра и шмякнулась о переплет, повисела чуток и отвалилась.

Вадим протер глаза.

– А… Александр Васильевич, как это? .. Вы подчинили себе гравитацию!

– Бросьте! – Шеф задрал очки на лоб, вооружился прыткой лупой и, склонившись над столом, стал изучать муринский фотодокумент. – Это спецы из Остехбюро соорудили. Мощный электромагнит направленного действия, сухая углеродная батарея, чтобы за нужными приспособлениями не тянуться. Нажимаешь кнопочку – и милости просим… Прислали для испытаний. А в кожу это уж я сам его облек – чтоб из антуража не выбивался.

– И как? Удобная штука?

– Ничуть. Мороки с ней… Чаешь, к примеру, циркуль подцепить, а к тебе нож перочинный летит. Или того хуже – гвоздей целая стая… Словом, недомыслили они что-то с направленностью. Да и ни к чему эти финтифанты. Серьезным делом заниматься надо, а не растрачивать себя на разную чепуховину.

Вадим чувствовал, что критические стрелы направлены не только в спецов из Остехбюро, но и в него самого. Слишком уж недоверчиво взирал Барченко на блеклый фотоснимок Мурина, водя над ним кругляшом пятикратной линзы. И чем дольше продолжался этот процесс, тем больше скептических складок собиралось на покатом челе шефа. Наконец он отбросил лупу на край стола, а фотографию брезгливо поднял за краешек и пихнул в огонек свечи, горевшей в шандале из слоновой кости. Пламя жадно побежало по бумаге, она пожелтела и стала скукоживаться.

Вадим понял: это приговор.

– По-вашему, враки? – спросил, упорствуя скорее по инерции.

– А вы как думаете? – Барченко укоризненно покачал головой. – Образованный человек, в университете обучались, а туда же – за чернью неразумной безлепицу повторяете. А этому вашему писаке из «Атеиста» я бы курс антиалкогольного лечения прописал. В Кабарду его, на воды! Пусть с месяцок нарзану попьет вместо горькой – авось перестанет ересь городить и людей смущать…

– А мне кажется, что-то во всем этом есть, – гнул свое Вадим и тут же был осажен.

– Экий вы упрямец! – Барченко начал раздражаться. – Я вам со всей ответственностью заявляю: присутствие нечистой силы в природе научно не доказано. Ежели и господствует под небесами нечто потустороннее, то зримых обличий оно не имеет, даже высокоточными приборами не всегда уловляется. Затем и создана наша группа, чтобы правду от вымысла, как зерна от плевел, отделить, и все надмирное на службу народу поставить… А в Лихо Одноглазое и кикимор болотных я, милостивый государь, не верю и вам не советую. Посему взываю к вашему благоразумию и по праву начальствующего налагаю на вас епитимью: будете завтра весь день мою картотеку европейских чернокнижников в порядок приводить. Давно хотел этим заняться, да руки не доходят…

Из кабинета Александра Васильевича Вадим вылетел пробкой – покуда осерчавший шеф не придумал еще какого-нибудь наказания – и спустился в буфет Главнауки. Там сидел, дожидаясь, Макар Чубатюк, шофер особой группы, бывший матрос, рубаха-парень. Он сжимал коряжистой лапищей подстаканник и цедил горячий чай.

– Что, не поверил? – пробасил Макар, увидев унылую физиономию приятеля.

– Не поверил… – Огорченный Вадим сел напротив. – Еще и картотекой завтра заниматься заставил.

– Едят тебя мухи! Видать, допек ты Силича, раз он так вызверился. А я тебе говорил: не лезь в пузырь! Заройся в мох и плюйся клюквой.

– Да как же не лезть, Макар? – Вадим грохнул кулаком по замасленной столешнице. – Я нутром чую – Мурин не врет. Представь себе: вдруг там, под Загорьем, и вправду аномальная зона? Ее исследовать надо, уровень опасности для населения определить… А я тут буду над средневековыми шарлатанами корпеть?

Макар отхлебнул еще чайку. На его великанской руке, державшей подстаканник, виднелась наколотая надпись «Все там будем», рядом с которой синело изображение, очертаниями напоминающее ленинский Мавзолей.

– Мурин твой – хомяк небритый. Кефиром надышался и пошел пустыню пропалывать… А ты и уши развесил.

– Ясно. – Выведенный из себя нахлобучкой шефа, а теперь еще и шуточками друга, Вадим встал из-за стола. – Не хочешь помогать, перебьюсь.

Он повернулся, чтобы уйти, но Макар, чуток приподнявшись, дотянулся до его плеча своей граблей:

– Эх ты, дичь покорябанная… Не шевели мозгами – перемешаются. Харэ воздух пинать, говори, что делать.