Не надо стесняться - Александр Горбачев

Заканчивая работу над этой книгой, я слышу в своей голове два чужих голоса – они спорят друг с другом, но согласно осуждают меня. Один, приверженный традиционным культурным иерархиям, недоумевает, зачем вообще с таким размахом подходить к такому презренному предмету. Это же «попса», опиум для народа, коммерция, низкое искусство; в лучшем случае – пустяк, в худшем – орудие убийства настоящей культуры. Другой, напротив, относится к эстраде максимально трепетно и внимательно – и недоволен уже недостаточной фундаментальностью нашего метода. Здесь не так много подробностей о звуке, о непосредственных инструментах продюсирования, о конкретной студийной работе и прочих творческих деталях; вместо этого – байки о диком капитализме и гастролях за полярным кругом, разговоры за жизнь, беседы о духе времени.

Первому я отвечаю так: по-моему, написать песню «Притяженья больше нет» – достижение не менее существенное, чем сочинить, допустим, «Звезду по имени Солнце» (или если угодно, «Воробьиную ораторию»); да и вообще расставлять искусство по ступенькам и отделять агнцев от козлищ – так себе затея, поскольку упрощает сложность окружающего мира, распихивая его по клеткам. Хорошая поп-музыка – это, как правило, хороший бизнес, но тот факт, что культура измеряется деньгами, скорее общее свойство (или проблема) капитализма, нежели конкретно культуры. Я убежден, на эстраде хватает и гениев, и бездарностей; и больших идей, и мелкого мошенничества – как и в любой другой музыкальной области. Другое дело, что эстрада больше на виду, а потому про нее как будто и так «все понятно» – но вот здесь-то и возникает вредная иллюзия. В процессе работы над этой книгой мы регулярно сталкивались с тем, что с авторами песен, записанных на нашей подкорке, почти никто и никогда не говорил про сами эти песни, про их происхождение, форму и смысл. Так уж сложилась история российских культурных медиа, что поп достался таблоидам, где принято обсуждать совсем другие материи.

Среди всего многообразия того, что звучит в эфире, не так уж много песен, которые действительно остались в общей памяти, – а значит, они неизбежно что-то должны сообщать о музыке и о нас самих. Именно это «что-то» мы и пытались выяснить. Именно об этом – название книги, которое я позаимствовал у автора «Стыцамэна» с его любезного разрешения. Мы все знаем эти песни; мы все можем спеть их хором; мы все чувствуем в них что-то свое – и интересно разобраться, что именно. Не надо стесняться.

Что касается второго аргумента – про недостаточную глубину анализа, – тут я снова прибегну к чужим словам. Мне очень нравится формулировка Даниила Жайворонка, которой заканчивается его текст в изданном ИМИ сборнике «Новая критика»: «Попса сама как бы говорит своей аудитории: “Не воспринимайте нас всерьез. Мы просто дурачимся, это же индустрия развлечений, не более того”. Но именно это шутовство, это искусство ускользания от серьезного и повседневного и конструирование утопических, нелепых, странных, воображаемых миров является, возможно, самым ценным элементом поп-культуры. ‹…› Другими словами, поп-культура дает нам шанс всерьез подурачиться, и не стоит этот шанс упускать».

Так и есть – и работая над «Не надо стесняться», мы старались дурачиться всерьез. Готовиться к этим интервью, роясь в эстрадных легендах, скандалах и фантазмах, говорить с теми, кто придумывал, озвучивал и режиссировал эти песни, превращать эти разговоры в тексты и состыковывать их друг с другом – все это было по-настоящему весело. Мне хочется верить, что нам удалось передать это веселье.

Чтобы читать эту книгу, придется снять с головы кастрюлю: иначе не увидишь буквы. В остальном рекомендуется сохранять то самое состояние духа, с которого мы начали. И пусть горит огонь навечно в ваших молодых глазах.

1991

Кар-Мэн

Лондон, гудбай!

Главный хит дуэта «Кар-Мэн» начинался с фразы «Говорит радиокорпорация “Би-Би-Си”» – она, по всей видимости, здесь служила своего рода гарантом качества: западное – значит фирменное. Дипломированный товаровед Сергей Лемох и будущий прародитель русского хип-хопа Богдан Титомир именовали свой стиль «экзотик-поп», но, по сути, переводили на русский зарубежное техногенное постдиско (его еще называли термином Hi-NRG). А еще – озвучивали мечту о новой жизни в глобальном мире: первая и главная пластинка группы называлась «Вокруг света» и полностью соответствовала заголовку, перенося слушателей то в Сан-Франциско, то в Японию. Лондон стал главным пунктом назначения этого путешествия. Может быть, из-за снятого пионером российского клипмейкинга Михаилом Хлебородовым видео, в котором Титомир и Лемох танцевали на британском флаге, а может – из-за двойственной натуры самой песни, которая с Лондоном прощается: в самом начале новой эпохи ее лирический герой открытым текстом сообщал своим стремящимся на Запад слушателям, что у них ничего не выйдет.

Сергей Лемох

певец, автор песни

До начала 1990-х я работал и диджеем в ДК, и музыкантом ресторанным, и даже пел армянские, грузинские и арабские песни. Но при этом я никогда в жизни не занимался эстрадой в классическом советском понимании. Всегда только танцевальной музыкой. Чем отличались тогдашние рестораны от нынешних? Это был единственный жанр заведений, где народ отрывался по полной и без всяких сидячих залов. У нас в «Кар-Мэн» была сверхзадача – делать качественное шоу, транслировать энергетику со сцены. Это гораздо сложнее, чем просто играть концерт живьем.

В 1980-е я очень много всего слушал: Alphaville, Duran Duran, Camouflage – тогда на Западе новая волна входила в мэйнстрим. Хотя я и не основывался на ней, когда писал свой материал. В общем, уже к концу 1980-х были одновременно готовы первые три хита: «Париж», «Лондон» и «Чио-чио-сан». Первым «Париж» исполнил Владимир Мальцев в 1989 году, мы с ним работали в коллективе с Дмитрием Маликовым. А с Титомиром мы познакомились позже, совершенно случайно на студии группы «Дюна», и тогда все завязалось. Но дуэтная версия просуществовала только год, и в это время было всего-то три известных песни. Тот период меня мало колбасит. «Кар-Мэн» – это мой собственный проект.

Нам очень помог Аркадий Укупник – мы его зацепили именно потому, что наша музыка была совсем не похожа на то, что он делал. Благодаря Укупнику мы попали на «Рождественские встречи» Аллы Борисовны [Пугачевой], он помог нам записаться и выпустить диск на студии Gala – там мы со всеми и перезнакомились: с Машей Распутиной, с группой «Комбинация», с самой Аллой Борисовной. Помню, у нее тогда очень веселое все время настроение было.

Что касается клипа на «Лондон, гудбай! », там все стихийно происходило: костюмы собирали по комиссионкам, по знакомым, которые в загранку ездили, что-то шили. Танцы сами придумывали – у нас еще не было ни хореографа, никого. На самом деле там и танцев особых нет, только несколько наборов движений. Клип ведь позволяет не ставить танец, а снять отдельные кусочки и потом синхронно соединить самые удачные. А сама идея клипа принадлежала режиссеру Михаилу Хлебородову – он уже тогда был очень известный человек в Москве и снял несколько вещей, которые впоследствии буквально иконами стали.

Когда англичане слышали «Лондон, гудбай! », они говорили, что это похоже на нью-вейв, но нью-вейв, конечно, предполагает немного другую тембральную окраску. Я пел иначе, потому что до «Кар-Мэн» занимался роком. И «Лондон, гудбай! » написал еще в конце 1980-х. Просто я учился по программе спецшколы английского языка и очень неплохо историю Англии знал. Поэтому мне не составляло труда написать текст про Лондон. А вообще, я к тому моменту за границей успел побывать только в Чехословакии. Откуда такая охота к географии – «Сан-Франциско», «Caribbean Girl», «Париж, Париж» – ну это понятно: после перестройки открылись двери, информация стала просачиваться, хотелось путешествовать. Я в 1991 году уже практически всю Восточную Германию объездил с концертами – там очень много наших военных частей было.