Осеннее преступление - Андерс де ла Мотт

Обычно люди открывались перед Анной. Хокан утверждал, что она излучает особый свет. Однако все дело было в ее заикании. Анна знала, что заикается едва заметно – чуть притормаживает на определенных звуках, а иногда и вовсе говорит гладко. Она вообще не думала о заикании как о проблеме, пока родители, когда она училась в начальной школе, в один прекрасный день не отправили ее к логопеду. В результате Анна стала меньше говорить и сосредоточилась на слушании. Большинство слушает вполуха; в основном люди думают, что сказать, и потому упускают суть чужих речей. И не только слов и интонаций, но и свойственных людям бессознательных микровыражений: движения головы, жесты, мимика, паузы. Знаки, которые иногда идут вразрез со словами. Именно так Анна поняла, что ее родители разведутся. И что Хокан ей изменяет.

Из-за молчания Агнес она, наоборот, сознавала каждое слово, каждую фразу, готовую сорваться с губ, и это чувство каким-то образом перемещалось в речевой центр. Превращалось в электрические помехи между мозгом и ртом, придавая Анне неуверенный вид. Анна бесилась, потому что на самом деле заикание не имеет ничего общего с неуверенностью.

Дыши, дыши…

Анна бросила взгляд в зеркало заднего вида и заметила, что стиснула зубы – какой у нее дурацкий вид. Темные волосы и глаза она унаследовала от отца, острый нос – тоже, но вот эта горькая мина у нее определенно от матери. Анна тряхнула головой, чтобы согнать с лица сердитое выражение, одновременно твердя себе, что правильно поступает, следуя совету школьного куратора проявлять терпение и избегать конфронтации. Ему-то легко было давать советы. Он общался с Агнес один час в неделю, а жить с ней ему и вовсе не приходилось.

Дыши…

Лес подступал к обочине гравийки все ближе, и Мило с взволнованным ворчанием все теснее прижимался к окошку. Этот пес – типичный пример сумасбродств Хокана. На четырнадцатилетие Агнес Хокан просто явился в дом с собачкой в руках. Во время развода они обещали друг другу не скатываться в стереотипы. Держать себя ровно, не превращаться в доброго и злого полицейского. Но именно это они и сделали.

Хокану досталась главная роль – веселого любящего папы, а вот Анне, она сама не заметила, как это вышло, пришлось влезть в рамки стереотипной роли второго плана – скучная зануда-мамаша, которая только и знает, что рассуждать о правилах и ответственности. И настолько не любит животных, что даже не разрешает дочке завести щенка. Анна сдалась. Пустила это существо в дом, просто чтобы показать: она тоже умеет быть классной, способной к спонтанным поступкам. Не помогло.

Мило снова зарычал, на этот раз громче, словно заметил в тенях между деревьями нечто, понятное только собакам. Наверное, кроликов. Этот дурак с ума сходит по кроликам, может часами гоняться за ними, если сбежит, а сбегает он часто. Не в меру активный и избалованный, терьер смотрел на нее как на пустое место – примерно, как и Агнес. Зато Агнес он любил больше всего на свете, этого у него не отнимешь. А она – его. Иногда Анна ловила себя на том, что ревнует к Мило, что уже ни в какие ворота не лезло.

Дорога, петляя, уходила все глубже в лес, пылающая листва тесно смыкалась над головой, и хотя Анне уже давно показалось, что они добрались до вершины гряды, дорога продолжала подниматься.

– У тебя тоже уши заложило? – спросила она, постаравшись, чтобы голос звучал нейтрально. Агнес в ответ что-то промычала, не отрывая глаз от телефона.

Минут через пять они повернули и въехали на продолговатый двор. С обеих сторон тянулся лиственный лес, неба в просветах между кронами оставалось не больше пары метров. С левой – длинной – стороны протянулся в сторону деревьев сарай. Поодаль, с короткой стороны площадки, на склоне высился красивый старый дом из кирпича.

У дома стояла темная машина. Подъехав, Анна увидела, что кирпичи между первым и вторым этажами покрыты белой штукатуркой. Слева на белом прямоугольнике значился год – “1896”, за которым следовал текст “Skaden herrens bergh” [7 - Воззри на гору господню (weed. ). ], исполненный наклонными буквами.

Место и дом оказались даже красивее, чем на фотографиях, но Анна вдруг занервничала. Откуда-то из диафрагмы внезапно поднялось смутное чувство тревоги, которое она не могла – или не отваживалась – назвать словами.

Когда они притормозили перед домом, ворчание Мило перешло в возбужденный лай. Он царапал дверь и бросался на окошко, словно хотел разбить стекло.

– Что ты, мой хороший? – Агнес хотела прижать пса к себе, но тот засучил лапами и снова набросился на окно; раздался громкий стук, и на стекле осталось пятно слюны.

– Мило, фу! – Агнес попыталась схватить его за ошейник. Собака завертелась, зафыркала и оскалила зубы. Телефон Агнес со стуком провалился между сиденьями.

– Ах ты! ..

Ее пораженный тон как будто успокоил собаку. Мило сполз на пол и спрятал голову за фотосумкой.

– Он еще никогда на меня не огрызался. – Казалось, Агнес вот-вот расплачется. – Никогда!

– Наверное, писать хочет, – сказала Анна. – Видишь, как ему стыдно. Выпусти его – и увидишь.

Едва дверца открылась, как собака, извиваясь, пролезла мимо ног Агнес и белой кометой метнулась к деревьям.

– Мило, Мило, ко мне! – Агнес рванула к себе футляр с фотоаппаратом и кинулась за собакой, гравий захрустел под стоптанными кроссовками. Анна осталась стоять возле машины. Сегодня ей что-то не хотелось гоняться за Мило. К тому же он, как ей имела обыкновение холодно указывать Агнес, не ее собака.

Анна услышала, как терьер возбужденно лает в лесу, потом как Агнес орет на него, и не смогла подавить злорадную улыбку. Придурок, а не собака.

Она принялась рассматривать вторую машину. Чисто вымыта. “Пассат” модели этого года. Ни детских кресел, ни упаковок из-под еды из “Макдональдса” на полу, ни защитных экранов с Винни-Пухом на боковых окнах. На то, что машина не бесхозная, указывала только бутылка с водой в держателе между сиденьями.

Анна немного потянулась, пару раз глубоко вдохнула. Осеннее небо было высоким и ясным, в воздухе стоял запах земли и прелых листьев; этот запах смыл неприятные чувства, и на их место пришло напряженное предвкушение. Вот они и приехали. Приехали в свой новый дом. Анна констатировала, что Табор ничуть не хуже, чем на фотографиях. Несмотря на кислое настроение Агнес и предпринятую Мило попытку сбежать, сегодняшний день казался Анне неплохим началом… бегства, прошептал Хокан, прежде чем Анна успела заткнуть его.