Территория Левиафана - Влада Ольховская

– Вот уж нет! – взвился Стерлинг. – Это похоже на месть, а космический флот никому и никогда не мстит!

– Как вам будет угодно, Витте.

– Я вот тоже считаю, что не в предыдущем задании дело, – ухмыльнулся Киган. – Они просто хотели отослать Стерлинга куда подальше!

– Я протестую!

– Достаточно, – прервала их Лукия. – Протестовать будете в свободное время. Мы вообще не должны интересоваться причинами, задание было поставлено перед нами, точка. И это задание требует определенной подготовки. До прибытия к Кеплеру у нас осталось несколько дней. Рэйборн, до этого времени вы должны будете модернизировать «Стрелу» с учетом посадки на воду.

– А вот это будет непросто, – помрачнел Киган. – Сесть мы, допустим, сможем, а подняться…

– Займитесь этим, ваши искрометные шутки, уверена, дождутся своего часа. Далее. Майрон, поработайте с показаниями спутника. Мы не можем гоняться за кораблем по всей планете. Необходимо рассчитать, где он будет на момент нашего прибытия, чтобы направить «Стрелу» к нему. Остальные могут готовиться к миссии по своему усмотрению, особых требований к вам нет. Вопросы?

– Ну что вы, капитан, – отозвался Триан, бросив быстрый взгляд на Альду. – Какие могут быть вопросы? Все всё поняли.

Глава 3

За переменами, происходившими в его теле, Оуден наблюдал с холодным любопытством врача. Он ожидал, что эти перемены дадутся ему тяжелее, что некоторое время он будет стыдиться того, кем стал. А ему было все равно, как будто что-то надломилось внутри. Если обратного пути нет, какой смысл сокрушаться?

Он все еще мог дышать на поверхности, но это давалось ему тяжелее, как будто воздух внезапно сделался неприятно горячим. Зато у него появились жабры – совсем небольшие на шее и крупные на груди, прямо над легкими. Управлять ими Оуден не мог, их работа была инстинктивной. На воздухе они закрывались сами собой, защищая жаберные щели от повреждений.

Еще у него довольно быстро сформировались перепонки между пальцами на ногах и руках. Но они были прозрачными и эластичными, они ему не мешали. Ногти начали удлиняться и крепнуть, он подозревал, что на их превращение в полноценные когти уйдет две-три недели. На некоторых участках кожи появилась чешуя, пока еще хаотичными островками, едва заметная. Однако и это было лишь начало… Ну и он стал сильнее. Это тоже отрицать нельзя.

Глядя на Седара, он понимал, что это не предел. Он пока застрял в переходном периоде, а потом у него будет больше чешуи, появятся небольшие гребни-плавники на лодыжках и локтях, полностью изменятся глаза – станут угольно-черными, лишенными радужки и зрачка. Возможно, это как-то отразится на его силе… Сложно сказать. Но зачем вообще говорить? Ему оставалось лишь принимать.

Сам себе он с непривычки казался уродцем. Не то чтобы это было проблемой… Просто – факт. Он бы от себя шарахнулся. А остальные – нет: когда он выходил в колонию, к нему относились точно так же, как к другим мерам, его не выделяли среди них. Но, конечно, никто и не думал воспринимать его как прежнего Оудена.

Меры оказались благожелательней, чем он предполагал. Первые дни после перевоплощения ему позволили остаться в выделенной ему комнате, привыкнуть, подготовиться… Потом его позвали на вылазку. Он сказал, что не готов, но Седар лишь усмехнулся:

– Ты никогда не будешь готов, потому что никто не был. Нам остается только брать и делать.

Умом Оуден понимал, что у него есть жабры, что он может дышать под водой – будет дышать! Но ему потребовалась вся сила воли, чтобы решиться на прыжок с борта в синюю тьму. Он не знал, что там скрывается, и был уверен, что что-то пойдет не так. Он не представлял себя мером, даже став им.

Пока его разум метался на грани паники, тело работало исправно. Жабры открылись, ему не пришлось учиться дышать, это было так же естественно, как дышать на поверхности. Может, даже естественней. Плавал он все равно неуклюже, ему остро недоставало той грации, с которой двигались другие меры. Но и здесь его никто не торопил. Остальные постоянно были рядом, охраняя его, Оудену не требовалось ни охотиться, ни собирать водоросли. Он всего лишь оглядывался по сторонам.

И тут было, на что посмотреть! Он-то привык к тому, что Левиафан – это беспросветная синь от горизонта до горизонта. Вода, сливающаяся с небом. Из разнообразия только дожди и грозы. Планета, которая утонула миллиарды лет назад, так ничего и не породив.

Но на глубине его ожидал совсем другой Левиафан. Его новым глазам хватало даже скудного света, долетавшего с поверхности, чтобы различить десятки цветов, сотни форм, блеск и движение… Он не видел дно, оно было слишком далеко. Зато он видел гигантские водоросли, тянувшиеся оттуда, переплетавшиеся, волновавшиеся вокруг него. Как лес на архивных картинках, сохранившихся в колонии! И среди этих водорослей процветала жизнь: от крошечных серебристых бликов рыбок до вялых и сонных гигантов.

Оуден был заворожен этим. Он ненадолго забыл о своих сожалениях, он вообще не думал, кто он такой. Он просто смотрел вперед, впитывая в себя новую реальность.

Это не значит, что он совсем уж потерял контакт с окружающим миром. Когда Седар подал сигнал о возвращении, Оуден безропотно подчинился. Он уже усвоил, что меры общались со своим лидером открыто, дружески, но всегда слушались его, а любой спор карался очень сурово. Только с такой дисциплиной можно было выжить в водах Левиафана.

Когда они по выдвижной лестнице поднялись на корабль, Оуден с удивлением обнаружил, что здесь ему дышать чуть тяжелее, да и двигаться – тоже. Плавать человеком и плавать мером – совсем разные ощущения. То, что он испытывал там, было похоже на полет, для него просто не было границ. А здесь он снова стал одним из многих, прикованных к ограниченному пространству кораблика.

– Ну как, понравилось? – усмехнулся Седар.

– Да.

– Наслаждайся, пока можешь! Новичков недолго балуют. Когда твое тело окончательно изменится, будешь работать наравне со всеми.

– Я знаю.

Таков был договор, и Оуден собирался неукоснительно его исполнять. Он уже убедился в том, что его племянницу спасли. Меры свою часть сделки выполнили. Да и он выполнит, куда ж он денется. Никто и никогда не превращался из мера обратно в человека.