Табор смерти - Валерий Шарапов

– Домушника шофером? – посокрушался искренне Оглобля. – Ох, времена пошли!

– Так срослось по жизни.

– И куда рулишь?

– Да несколько адресочков по области надо навестить, – поведал Дюпель. – Потрясти толстых и богатых.

– Кого трясти будете?

– Осколки темного прошлого. Попов мы щиплем. Да так, что только перья летят, – с гордостью доложил Дюпель.

– Вот оно как. Ну что ж, дело хорошее.

– Богоугодное, – хмыкнул Дюпель, которого развозило все больше, и он уже не мог остановить поток слов. – Кровососы они, попы эти. Вон, в Березах один такой пристроился. Как клоп насосался. Опиум для народа, едрить его в корень!

– Все равно непорядок, – веско объявил Оглобля. – Общаку должны доложить, что работать в наших местах будете.

– Так я винтик мелкий. А бугор у меня такой… Ему этот общак до одного места. Ох и страшный, аспид. У меня от него колики в печени. Как зыркнет, – Дюпель пьяно всхлипнул.

– Кто ж это такой сурьезный? Я его знаю? – заинтересовался Оглобля.

– Копач погоняло. Случайно нас нелегкая свела. Ему шофер-механик нужен. А ты знаешь, я все могу. Но… Сто раз раскаялся, что связался с душегубом.

– Он по мокрухам, что ли?

– Да ну, ты знаешь… – заюлил Дюпель.

– Стоп! Я в душу не лезу. Дело твое. Но запомни, бродяга. Кража – это да. А мокруха – подлое дело. За это и выпьем.

Звякнули стаканы. Старые кореша выпили и постепенно начали погружаться в пьяную дрему.

А у Саши Циркача нарисовалась проблема…

Глава 2

Колдырь сейчас походил на великомученика со старинных картин маслом. Сгорбленный, исхудавший, испитый до посинения, несчастный, он с видимым физическим и душевным усилием скорбно толкал перед собой тачку, с верхом груженную всяким барахлом. За ним уныло плелся, поскрипывая сапогами, участковый Станислав Семенович Павлюченко, ритмично постукивавший ладонью по висевшей на боку потертой офицерской сумке. Завершал шествие молодой, долговязый и огненно-рыжий оперуполномоченный Заозерного РОВД лейтенант милиции Порфирий Васин.

Глядя на воришку, семенящего впереди с тачкой, лейтенант ощущал себя отягощенным возрастом мудрецом, познавшим жизнь. Это раньше он подпрыгивал бы от радости, поймав за руку злоумышленника, и трепетно мечтал бы о скупой похвале начальства. Сейчас он уже опытный усталый опер, как-никак целых двадцать шесть годков стукнуло, и четыре года стажа оперативной работы. Четыре года – это для обычного человека немного. А для опера – как на войне – год за три, не юридически, так психологически, это целая жизнь. Поэтому надо быть степенным…

Но вот выглянуло из-за облаков майское солнышко, упало лучами на лицо. И стряхнуло с него всю степенность. И снова детская радость – а здорово он этого воришку взял. На раз вычислил… Хотя и воришка-то мелкий, и вычислить его – дело плевое. Но все же радостно.

Предшествовало этому скорбному шествию то, что Васин в то шебутное утро бегал как угорелый, проявляя, как пишут в приказах по отделу, настойчивость и оперативную смекалку. Очень уж ему хотелось раскрыть кражу и не марать ей отчетный период.

Ночью из частного домовладения на окраине поселка городского типа Заозерный, где проживала парочка пенсионеров, стащили кучу вещей – инвентарь, лопаты, грабли, какие-то тазы. Не побрезговали даже сушившимся на веревках бельем. Вроде мелочовка, но объем получился приличный, и по кошельку старых людей это сильно ударило. Пенсионерка об этом долдонила настойчиво, картинно заламывала руки:

– По миру пустили, ироды! А милиция куда смотрит? !

С участковым Васин наскоро оформил протокол осмотра, взял заявление. И встал вечный и сокровенный для опера вопрос – кто украл? Ну, тут версия одна – местные алкаши. Им вечно на бутылку не хватает. Кажется, раскрыть такое дело – проще простого. Пройтись по забулдыгам местным – кто с утра пьяный, тот и вор. Но вот только забулдыг этих в округе – как собак нерезаных, в отличие, кстати, от свидетелей ночной кражи. И обходить их можно долго.

Но зачем обходить? Васин в школе учился отлично и хорошо помнил закон сохранения вещества – если что-то где-то убыло, то в другом месте столько же прибыло. Если что-то сперли, то где-то это будут продавать. И потому главная заповедь сыщика – ищи сбыт. А сбыт у алкашей в округе один – колхозный рынок в Заозерном.

Сразу от потерпевших он вместе с участковым туда и отправился. Прошлись неторопливо по торговым рядам под дощатыми навесами, не сильно многолюдным в среду. Вслед им неслось: «купи яблочко», «попробуй капустки». Вот в выходные здесь не протолкнешься. А сейчас спад активности. Народу мало, а краденых вещей так и вообще нет.

Но Васин не унывал. Он попросил участкового походить-побродить кругами, а сам бодро направился в дощатую будку-сарай слева от входа на рынок, на котором сияла корявая вывеска «Изготовление ключей и починка всего». Под надписью еще более коряво был нарисован ключ.

Старый слесарь из башкир, который держал эту лавку, руки имел золотые и правда чинил все, что можно. А еще он был надежным и инициативным информатором: знал обо всем, что происходит на рынке.

– Физкультпривет мелким буржуям! – Васин поднял руки в спортивном приветствии на пороге хлипкого дощатого строения, заваленного металлическим хламом и инструментами, с крошечным окном.

– О, начальство пожаловало, – добродушно осклабился башкир. – И опять без портфеля.

– И без шляпы, заметь, – добавил Васин, присаживаясь на табуретку перед стойкой.

– Нет в тебе степенности, Порфирий! Тебе бы брюшко отрастить да брови густые. Тогда бы и выглядел как начальник. А сейчас вызываешь недоверие.

– И волосы бы еще черные.

– Не мешало бы.

Информатор всегда был рад языком зацепиться и болтать без умолку, хоть день напролет. Да и Васин был трепач знатный. Разговор для оперативника – это как вода для рыбы. Опер в ней не только плывет, но и добывает корм, то есть оперативную информацию. Но сейчас время поджимало.

– Ладно, довольно лясы точить, – отмахнулся оперативник. – Начальники – люди занятые. Лучше скажи, сегодня с утречка никто из пьянчуг ничего не приносил на сбыт?

– Что именно? – тут же подобрался башкир.

– Рухлядь. Скребки, тазы, молотки.