Киномания - Теодор Рошак

Все это – третьесортные кинематографические поделки – естественным путем оседало в моем податливом подростковом сознании, которое перерабатывало их в причудливую мешанину грубоватого юмора и дешевой сенсационности. Моя любовь к кино – к Кино, к фильмам, почитаемым как ожившие иконы высокого искусства, – началась с «Классик» в первые университетские годы. Этот период многие теперь считают героической эпохой американских некоммерческих кинотеатров. За пределами Нью-Йорка тогда насчитывалось, пожалуй, всего несколько десятков культурных маяков такого рода – в больших городах и университетских центрах. Многие из них не так давно даже начали получать неплохую прибыль от наплыва зрителей, которых привлекали иностранные фильмы; кое-где замечались такие вольности, как две-три масляные копии работ Пикассо в холле и шведский шоколад в буфете.

Были еще и боровшиеся за выживание репертуарные кинотеатры ретроспективного показа – вроде «Классик», малочисленные, тесные, но честные. Это даже был не бизнес, а крестовый поход за показ такого кино, которое нужно смотреть, нравится оно тебе или нет. Все эти заведения как один перебивались с хлеба на воду и занимали помещения с обшитыми фанерой окнами и выкрашенными в черное стенами. Вы сидели на складных стульях и слышали, как сзади, за тоненькой перегородкой, киномеханик сражается с непослушной техникой.

«Классик» разместился в здании, которое некогда предназначалось для первого и лучшего кинотеатра города. В день открытия – это было под конец двадцатых годов – случился пожар, сильно повредивший здание. Затем около двадцати лет уцелевшие помещения служили чем угодно – от бесплатной столовой для бездомных до лекционного зала во время летних сборов учителей. Помещения нередко сдавались заезжим проповедникам или под медицинские выставки. Наконец, вскоре после войны, незадолго до закрытия, там обосновался еврейский эстрадный театр. Когда я начал посещать «Классик», в вестибюле все еще можно было увидеть выцветшие, повешенные как попало афиши Мики Каца, игравшего в представлениях «Берни-тореадор», «Мейер-миллионер» или «Еврейский ковбой». «Классик» нашел себе местечко в просторном подвале, который по мрачности не уступал любому готическому подземелью. Чтобы попасть в кинотеатр, нужно было пройти по замызганной улочке мимо «Гастронома Мойше» чуть в стороне от Ферфакс-авеню. Затем надо было миновать несколько темных двориков и следовать скромному указателю, подсвеченному тусклыми лампами и направлявшему вас в обход здания к ведущей вниз короткой лесенке. Даже с учетом безбилетников, рассевшихся в проходах, больше двухсот человек в зале не помещалось. Единственная новация состояла в том, что цена билета включала стоимость небольшого бумажного стаканчика с горьковатым варевом – тогда-то я впервые и ощутил ободряющий вкус эспрессо. Нередко напиток проливался, отчего подошвы постоянно приклеивались к никогда не мывшимся полам.

В первые мои студенческие дни зрителями в «Классик» была университетская элита с искусствоведческих отделений – сплошь завзятые киноманы. С фанатической педантичностью они ходили на все, что крутили в «Классик», в котором верховодил тип одной с ними породы, только поколением старше. Окончив университет сразу после войны, Дон Шарки открыл для себя киноискусство, ведя богемную жизнь в Париже после увольнения из армии. Шарки и его подружка Клер с трудом поддерживали «Классик» на плаву одной только своей бескорыстной любовью. Они продавали билеты, обслуживали проекторы, печатали на мимеографе программки и подметали (хотя подметанием это можно было назвать с большой натяжкой) помещение по окончании сеансов. В те дни можно было дешево заполучить – если вам вообще удавалось их найти – классические немые фильмы и старые голливудские ленты. При всем том затраты Шарки и Клер едва окупались (разве что изредка, когда пускали вторым экраном какой-нибудь зарубежный фильм), а потому им приходилось подрабатывать на чем-то другом. «Классик» был для них средством привлечения в долю других людей, чтобы платить за аренду и смотреть то, что им хотелось смотреть.

В то время я кое-как перебивался в Калифорнийском университете Лос-Анджелеса. Мои родители в Модесто [7 - Модесто – городок на реке Туолумне в Центральной Калифорнии. ] запрограммировали меня на юридический факультет – мой отец был юристом. Я ухватился за эту идею: Корейская война только закончилась, и мне годилось все, что спасало от призыва в армию, – чем проще, тем лучше. Но мне никогда не пришло бы в голову, что кино – это атавистическое развлечение из детства – может быть предметом глубокого исследования и научной полемики. Что можно было сказать обо всех этих ковбоях, гангстерах и потрясающих девчонках, которых я в состоянии полугипнотического сумасшествия наблюдал с самого детства? Меня приводили в замешательство те жаркие эстетические баталии между моими приятелями, помешанными на кино, бурные диспуты, изысканные критические теории, которыми они обменивались, сидя у Мойше за чашечкой кофе после посещения «Классик». Я завидовал их знаниям и умудренности, но в дискуссиях участвовать не мог. Большая часть из того, чем они восторгались, меня оставляла равнодушным, а особенно тягомотные немые фильмы – фирменное блюдо кинотеатра. Нет, я прекрасно переваривал Мака Сеннета, Чаплина и Китона [8 - …Мака Сеннета, Чаплина и Китона. – Мак Сеннет (1880–1960) – американский режиссер, автор оригинального жанра – комедии потасовок, его ленты – сплошные трюки, эскапады, погони; организатор студии «Кистоун». Творческий упадок Сеннета как актера начинается с восхождением на голливудский олимп Чарли Чаплина (1889–1977) и Бастера Китона (1895–1966). В 1912 г. Чаплина увидел глава студии «Кистоун» Мак Сеннет, а вскоре после этого на экранах появился ставший знаменитым бродяжка Чарли. На студии «Кистоун» Чаплин снялся в 35 фильмах. Бастер Китон со своим характерным неподвижным лицом был одним из самых знаменитых комиков американского немого кино. ]. Я смеялся, увидев пинок под зад или торт в физиономию. Но Эйзенштейн, Дрейер, Гриффит [9 - …Эйзенштейн, Дрейер, Гриффит… – Сергей Эйзенштейн (1898–1948) – советский режиссер, автор «Броненосца Потемкина» (1928) и др. Карл Теодор Дрейер (1889–1968) – датский режиссер и сценарист, многие его фильмы были новаторскими не только по форме, но и своей антиклерикальной направленностью, автор знаменитых «Страстей Жанны Д’Арк». Дэвид Уорк Гриффит (1875–1948) – американский актер и режиссер, внес большой вклад в развитие мирового киноискусства. ] наводили на меня тоску смертную. Я считал, что немое кино («Классик» был слишком беден, чтобы нанять тапера, поэтому немые фильмы шли в кромешной тишине, без музыкального сопровождения, и погруженное в темноту и тишину святилище наполнялось только резким литургическим ворчанием проектора) – это форма отсталого искусства.

Каким же молодым дикарем был я среди гурманов, рассевшихся за банкетным столом в «Классик». Аппетит к кино у меня был волчий, только вот вкуса никакого. Нет, это неправда. Вкус у меня был: дурной. Ужасающий вкус. А чего еще можно ожидать от человека, воспитанного на вестернах студии «Монограм», «Ребятах с Бауэри-стрит», «Сумасшедших мелодиях» [10 - А чего еще можно ожидать от человека, воспитанного на вестернах студии «Монограм», «Ребятах с Бауэри-стрит», «Сумасшедших мелодиях». – «Монограм» – одна из небольших голливудских студий, снимавших малобюджетные кинофильмы. «Ребята с Бауэри-стрит» (по названию одной из трущобных улиц Нью-Йорка) – сериал детективных комедий из жизни трущоб. «Сумасшедшие мелодии» (Looney Tunes) – серия мультипликационных фильмов киностудии «Уорнер Бразерс», выходивших с 1930-х гг. ]. А ведь именно эти фильмы (говорю об этом, сгорая от стыда), к счастью или несчастью, находили мощный отклик в моем сердце; нет сомнения, все это еще не истерлось из глубин моей памяти – клоунское кривлянье, мордобои и падения. В десять лет я мог слово в слово отбарабанить с полдюжины номеров Эббота и Костелло [11 - В десять лет я мог слово в слово отбарабанить с полдюжины номеров Эббота и Костелло. – Эббот и Костелло – американская комедийная пара на радио, в кино, а впоследствии и на телевидении. Уильям Александр Эббот (1897–1974) и Луис Франсис Костелло (1906–1959) впервые выступили вместе в 1936 г. , а в 1939-м подписали контракт с компанией «Юниверсал» и снялись в целом ряде комедий. С начала 1950-х выступали в совместной телевизионной программе. ]. Играя на улице, я мог в точности реконструировать героические подвиги Роя Роджерса и Лэша Лару [12 - …я мог в точности реконструировать героические подвиги Роя Роджерса и Лэша Лару… – Рой Роджерс (1907–1998) – американский актер, снимавшийся в вестернах и заслуживший прозвище «король ковбоев». Лэш Лару – известный в 1930-е годы актер, тоже снимавшийся в амплуа ковбоя. ], увиденные мной на субботних утренниках. Мои подражания Придурку Курчавому [13 - Мои подражания Придурку Курчавому… – Курчавый – один из упоминавшихся выше персонажей группы «Три придурка». ] неизменно раздражали всех в доме.