Стрелок. Митральезы для Белого генерала - Иван Оченков

– Все настолько плохо? – задумался офицер. – Нет, мы уже успели испытать определенные неудобства, но пока что мы справлялись.

– Неужели с вами не поделились опытом артиллеристы?

– Да они говорили что-то подобное, но я, признаться, не придал этому большого значения. Тем более что едва мы присоединились к четвертой батарее, как Скобелев приказал арестовать на сутки ее командира за беспорядок. Что, впрочем, совсем не удивительно, принимая во внимание внешний вид его подчиненных.

– Капитана Полковникова наказали за то, что батарея не успела выступить к указанному времени, – почтительно возразил Дмитрий, хорошо знавший эту историю. – И, к слову, совершенно напрасно. Они только-только получили новые орудия и зарядные ящики. Нехватка личного состава почти треть от штата, а тут еще пушки без колес оказались, пришлось переставлять их со старых. В общем, неудивительно, что они замешкались, но тут наш генерал беспощаден. А на форму, поверьте, он и внимания не обратит.

– Хорошо, я вас понял. Давайте лучше перейдем к делу. Итак, как вы, вероятно, уже знаете, в нашей батарее два скорострельных морских орудия и восемь митральез Барановского – Будищева. То есть вашей конструкции. Расчеты составлены из моряков Балтийского флота и Каспийской флотилии. Ездовые приданы здешними артиллеристами. Сборная солянка из разных бригад. С гардемарином Майером вы, как я понимаю, уже знакомы. Вы с ним будете моими помощниками. Его превосходительство, по всей видимости, будет использовать наши пушки и картечницы в разных местах, а посему вам следует обучить гардемарина всему необходимому, чтобы он смог при необходимости действовать самостоятельно.

– Есть!

Хотя барон фон Левенштерн и не выслужил еще эполеты, он все же, как человек светский, а паче того – обладающий средствами, был принят в офицерском обществе. А потому его приглашение на торжество или проще сказать – «вечеринку», посвященную награждению, никто не проигнорировал. Жизнь в отдаленных гарнизонах вообще довольно скучна, а тут такой повод для веселья! К тому же в числе многочисленных недостатков курляндца совершенно отсутствовала жадность, и можно было быть уверенным, что на угощение тот не поскупится.

И в самом деле, импровизированные столы ломились от всего самого лучшего, что только могли предоставить здешние маркитанты. Сервировка, конечно, уступала, но дело было в походе и прекрасных дам вокруг не наблюдалось. Суровым же воинам было все равно, из чего есть и, самое главное – пить. А пили они как не в себя, а потому неудивительно, что через некоторое время стали заговариваться.

– Господа, – с пьяной развязностью провозгласил Майер. – Я предлагаю тост за нашего героя – Эдгара!

– Сашка, ты – пьян! – перебил его Шеман, тоже бывший в числе приглашенных. – Мы уже несколько раз за это пили.

– Тебе что, жалко? – изумился гардемарин и в два глотка вылакал содержимое своего стакана.

– Отчего же не выпить за хорошего человека, – прогудел сидящий с другой стороны стола сотник Таманского полка и последовал его примеру.

– И то верно, – поддержал однополчанина Бриллинг.

– Будищев, а отчего вы не пить? – поинтересовался виновник торжества у скромно сидящего в сторонке кондуктора. – Вас что-то тревожить?

– Ну что вы, – улыбнулся в ответ Дмитрий и перевернул свой стакан, чтобы показать присутствующим несправедливость обвинения.

– Интересно, что там нынче в России? – с легкой тоской в голосе поинтересовался артиллерист поручик Берг. – Так давно никаких новостей не было.

Несмотря на свою немецкую фамилию, долговязый Берг, может быть, более русский, чем многие коренные великороссы. Впрочем, для фон Левенштерна он прежде всего – немец, и именно потому находился в числе приглашенных. Барон вообще постарался пригласить только своих. Единственные исключения – казачьи офицеры из Таманского полка, Будищев и Шеман, который, строго говоря, финн.

– Вы так вздыхаете, будто у вас там невеста, – ухмыльнулся Бриллинг.

– Да, – простодушно отозвался поручик. – А как вы догадались?

Разговор, только что шедший исключительно о прошедших и о грядущих боях и сражениях, немедленно переключился на дам. У кого-то в центральной России или на другом берегу моря остались возлюбленные, у других жены, у третьих разбитые сердца. Впрочем, последних было немного. Все-таки большинство из гостей были довольно молоды.

И как это весьма часто бывает в мужском обществе, рассказанные истории с каждой минутой становились все похабнее и похабнее, вскоре скатившись к совсем уж неприличным историям, какие рассказывают друг другу только безусые юнкера да пьяные вусмерть гарнизонные офицеры. Однако надо отдать должное присутствующим, повествуя о своих «победах» или забавных случаях, они никогда не называли имен своих пассий.

В самом скором времени вниманием собравшихся всецело завладел Бриллинг. Надо отдать ему должное, рассказывать он умел и хранил в своей памяти просто неимоверное количество пикантных приключений. Гости и хозяин просто покатывались со смеху, слушая бывшего лейб-гусара, а он, видя к себе подобное внимание, только подбавлял жару.

– Ох, уморил, проклятый! – булькал от хохота сидевший рядом с ним сотник. – Это же надо такое выдумать.

– Я, сударь, говорю только чистую правду! – строгим голосом отвечал ему хорунжий, вызвав тем самым новый приступ веселья.

– Может, вы что-нибудь расскажете, господа моряки? – попытался сменить тему смущенный небывалым количеством скабрезностей Берг, обращаясь к Шеману с Майером. – Не столь неприличное…

– Моряки и «не столь неприличное», – закисли со смеху остальные, – ну ты, брат, даешь…

– Я право, худой рассказчик, – покачал головой гардемарин. – Если вам угодно пикантный анекдот, не утративший еще новизны, обратитесь к Будищеву, вот уж кто знает их огромное количество!

– Мой друг немного преувеличивает, – попытался соскочить кондуктор, но не тут-то было.

– Просим-просим! – раздались со всех сторон возгласы, и ему пришлось уступить.

– Увы, столь богатым опытом, как господин Бриллинг, я похвастать не могу, – с видимой неохотой начал он, – но однажды мне случайно довелось слышать, как одна чухонская девица исповедовалась пастору. Дескать, святой отец, отпустите мне грех, ибо меня изнасиловали. «Разумеется, дочь моя, – отвечает тот, – если ты упиралась! » – «Конечно же, я упиралась! Руками в забор…»

Последние его слова довели присутствующих едва ли не до истерики. Особенно сильно смеялись казаки, которым эта история показалась ближе, чем великосветские сплетни Бриллинга. Остальные, впрочем, не отставали.