Вперед - Вероника Рот

– Моя любимая, – сказал Хаген, – наверное, та, что была ее любимой. Ophrys speculum. Зеркальная орхидея. Хочешь на нее посмотреть?

Он проводил девушку ко второму ряду цветов, к растению на столике высотой по пояс, придвинутом к стене. Это растение вовсю цвело. Цветы на вид казались неземными, третья губа дольчатая и блестящая, с бахромой красных волосков по краям. Средняя часть губы казалась синей.

– Эта орхидея очень хитрая, – объяснил Хаген, прикасаясь пальцем к губе. – В процессе эволюции она приобрела такой вид, чтобы приманивать одно конкретное насекомое-опылитель, осу. Dasyscolia ciliata. Самец садится на цветок в надежде спариться и при этом набирает пыльцу. Даже запах похож на феромоны осы-самки. – Профессор хитро усмехнулся. – Алиса это очень любила – невозможность такой специфической идеальной кооперации между видами. В эволюции она видела руку Господа. Ее вера редко вступала в противоречие с ее научным мышлением – тут мы, разумеется, расходились во взглядах, поскольку я уже давно законченный атеист.

Продолжая улыбаться, ученый задержал палец на цветке.

– Орхидея не является самодостаточным растением, – продолжал он. – В своих семенах она не несет эндосперм, поэтому для продолжения жизни ей требуется симбиоз с грибом. Но орхидеи находят этот симбиоз повсюду. Почти на всех континентах, почти во всех климатических зонах. На деревьях, на камнях и даже под землей. Растение привередливое, но в то же время, в противовес этому, очень живучее. – Хаген пожал плечами. – Наверное, говоря о своей беспристрастности, я на самом деле имею в виду то, что я пристрастен – но ко всем орхидеям. Разумеется, в перечне генетических образцов, подлежащих сохранению, они были далеко не на первом месте. В конце концов, в пищу орхидеи не используются, и, следовательно, брать их на первых кораблях посчитали необязательным. Что, пожалуй, справедливо. И все же…

Он посмотрел на Саманту.

– Что является обязательным? – спросил Хаген. – Я больше в этом не уверен. Я считаю, Алисия была чем-то обязательным, для меня.

– Значит, в таком случае вы постоянно чувствуете, будто также умираете, – сказала Саманта. – И ваше тело просто еще не привыкло к этому.

– Возможно. – Профессор как-то странно посмотрел на нее.

Саманта наклонилась к зеркальной орхидее, чтобы рассмотреть линию волосков, окаймляющих губу. Она мысленно отметила, что цветок внешне больше напоминает не растение, а какого-нибудь жука или таракана. Точнее, напоминал бы, если бы не синяя выпуклость посредине, не столько пигмент, сколько отражение.

– Я не собираюсь улетать на «Ковчеге», – сказала Саманта, не глядя на Хагена. Все это время она хранила тайну «Наоми», от Дэна, Аверилл и остальных «сирот» из лаборатории, от руководителя проекта «Ковчег», регулярно интересовавшейся о том, какие лекарства понадобятся Саманте во время путешествия на борту «Ковчега Флора». Начнем с того, что она ни словом не упомянула об этом в своем заявлении о приеме на эту работу, хотя уже тогда знала, как поступит. Возможно, Саманта знала это с того самого дня, когда впервые увидела Финиш в телескоп, установленный посреди поля, стоя рядом со своим отцом, в воздухе, наполненном запахом репеллента.

– Я выведу в море шхуну, – продолжала Саманта. – Я умею ею управлять; у меня была такая в детстве. Я не буду отходить далеко от берега и осмотрю полуостров, сколько смогу. А затем брошу якорь и буду смотреть на конец света.

Лицо Хагена оставалось непроницаемым.

– Все свободное время я готовила шхуну к отплытию. Полагаю, она подойдет для того, что я задумала. Я назвала ее «Наоми» – в честь своей матери.

Саманта заставила себя остановиться. Если она продолжит говорить дальше, незаметно для себя она расскажет о том, что у нее нет суицидальных наклонностей и никогда не было, даже в минуты страшного горя. Вместо этого вся ее жизнь просто была прожита в ожидании утраты, поэтому ни смерть отца, ни смерть матери нисколько ее не удивили, показавшись чуть ли не сбывшимися обещаниями.

Хаген не отрывал от нее своих бледно-голубых глаз. Выбившаяся серебристо-черная прядь упала ему на лоб отчетливым завитком.

– Ты уверена? – спросил он.

Саманта молча кивнула.

– Ты молодая, – продолжал профессор. – Ты могла бы завести семью, у тебя вся жизнь впереди. – Он нахмурился.

Саманте хотелось сказать ему, что она больше не видит света в конце этого тоннеля. Не может представить себе, что любит кого бы то ни было так крепко, как любил свою Алисию Хаген, что прикасается ладонью к своему округлившемуся животу, жаждая почувствовать первый слабый удар ногой растущего зародыша, или даже что она, седая и сморщенная, спрыскивает листья орхидей в какой-то далекой теплице, не позволяя им высохнуть.

– Жизнь, целиком прожитая на борту корабля, – наконец сказала Саманта. – Мне это кажется бледным подобием настоящей жизни.

– Значит, вот в чем дело? – задумчиво почесал затылок Хаген. – Ты не хочешь жить на борту корабля?

Покачав головой, Саманта взяла другой росток, широко распространенной белой Phalaenopsis, которую она однажды купила в бакалейной лавке. Верхняя часть губы была тронута розовым.

– Когда астероид столкнется с Землей, он разорвет в клочья нашу атмосферу, – сказала Саманта. – Финиш слишком большой, чтобы она создала для него помеху. Остановить его сможет только земная кора. Скорее всего, он упадет в воду, хотя полной уверенности быть не может. Нынешняя траектория приведет Финиш далеко от Шпицбергена – куда-то в Южное полушарие, так что непосредственно момент удара мы не увидим даже издалека. Но в небо поднимется катастрофическое облако пыли, которое затмит солнце. Возможно, обломки прольются огненным дождем. Все живое сгорит, съежится, почернеет и рассыплется. – Девушка склонила голову набок. – История нашей планеты будет прожита в обратном порядке, – продолжала она. – Мы были рождены из сгустка материи, из хаоса, в извержениях вулканов, землетрясениях и громе. – Она слабо улыбнулась. – Это будет все равно что… увидеть рождение нового мира. Вы можете представить себе что-либо более прекрасное, что-либо более сто? ящее быть увиденным?

Хаген протянул руку над белым цветком с толстыми лепестками. Его пальцы обвили пальцы Саманты.

* * *

Саманта лежала на полу у Дэна в комнате, покачивая головой в такт музыке. Дэн сидел на узкой койке рядом с Джошем, который скручивал у себя на коленях самокрутку с марихуаной. Аверилл, прижимающая к груди бокал с вином, примостилась рядом со сложенной на полу коллекцией грампластинок Дэна. Их было всего четверо, но они заполнили всю комнату, своим теплом разогнав холод от сквозняка из окна.