Слово стужи и льда - Елена Арсеньева

Приезжали сюда чтобы, так сказать, отдохнуть от цивилизации. В основном, конечно, взрослые (мягко говоря) приезжали, поэтому деревня и называлась Бабкидедкино. Иногда к ним ссылали внуков – на принудительный отдых от гаджетов. Как сослали Вовку. Облачали их в ватные штаны, в старые, но тёплые, как печка, полушубки, напяливали ушанки, шеи обматывали самовязанными шарфами, давали лыжи, у которых не было креплений, а только толстые ремни – чтобы продевать в них валенки… Никогда Вовка так не мечтал, чтобы каникулы поскорей кончились, чтобы кончилось заточение в этом замшелом быту, где погоду приходится определять по гусиным ногам или лапам! А Зорьке здесь очень нравится. Она сюда сама приехала. По своей воле! И на каждые каникулы приезжает! Старинную, видите ли, мудрость изучает!

Только подумав о Зорьке и её дурацких приметах, Вовка ещё больше разозлился и рявкнул:

– Ладно, давай уже говорить слово, как его, стужи и льда!

– Повторяй за мной! – велела белобрысая девчонка и принялась чётко и громко декламировать:

– Поползуха-веялица, со Свистун-горы прилети,

Зорькин след замети,

след пропадет – никто Зорьку не найдет.

Ветер-северик, со Свистун-горы прилети, стужу наведи,

стужу-морозы да зимние грозы!

Зимний ливень ледяной, со Свистун-горы пролейся,

Зорьку оледени,

чтоб не отогреть её ни при солнце, ни при луне,

ни при звёздах, ни в кромешной тьме!

Слово мое льдом навек скреплено,

стужей навек запечатано!

– Ничего себе – слово! Тут целая куча слов! – хмыкнул Вовка. – А что теперь будет? В самом деле эта чепуха на Зорьку подействует?

Ему никто не ответил. Белобрысой девчонки рядом не оказалось. Братец её, который был «где-то здесь», так и не вернулся. Вовка один стоял на обрыве и растерянно озирался.

Конечно, в Бабкидедкине всё немножко сдвинутые, но эти двое вообще чемпионы. Наворотили какой-то ерундятины – и привет!

На ёлке вдруг оглушительно расчирикались воробьи: всполошились, дружно спорхнули с вершин на нижние ветки. Ёлка внезапно заиндевела, да и стоявшие неподалёку берёзы тоже. Ветер усиливался, срывал с деревьев хлопья инея и уносил в овраг. Казалось, его заполняет красивый серебристый туман.

Впрочем, долго любоваться туманом Вовка не смог: кое-как повернулся, путаясь в лыжах, и помчался домой.

Вот это морозяка ударил! Вот это холодина настала!

* * *

– Бабуль, а как зовут этих, ну, брата и сестру? Они вроде как близнецы. Такие белобрысые, голубоглазые, очень бледные.

– У нас в деревне никаких близнецов нет, – ответила бабушка, ловко доставая ухватом из печи горшок с пшенной кашей. Вовка такую кашу обожал. Много молока, много масла… вкуснотища! – Ни белобрысых, ни черноволосых. Может, конечно, к кому-то приехали, а я просто не знаю? Ты их где видел?

– Да у оврага, где ёлка стоит, – неопределённо махнул рукой Вовка.

Дверь открылась, в избу вошёл дед. Вслед за ним прошмыгнули серая кошка Прытка и рыжий вислоухий пес Лихач. Дед сразу захлопнул дверь: так понесло стужей, будто дверь открывалась прямо на улицу, а не в тёплые сени.

Прытка прямиком шмыгнула в подпечек [1 - Подпечек – пространство под русской печью. Летом там обычно хранят домашнюю утварь (ухваты, кочерги и т. п. ). В зимние холода туда норовят забиться домашние животные. ] и притихла там, а Лихач свернулся около горячего печного бока и упрятал нос в лапы.

Вовка удивился. Раньше кошка и пес сразу бросались к нему, чтобы погладил и за уши потаскал. А теперь только покосились этак… как на врага, честное слово! Что за странности?

– Кошка в печурку – стужа на двор, – сказала бабуля.

Вовка мученически закатил глаза и вздохнул:

– Забыла сказать, что собака свернулась в калач – тоже к стуже.

Дед с бабулей переглянулись и рассмеялись:

– Ишь ты, запомнил! Молодец!

«Только вернусь домой, сразу всё из головы выкину! » – мстительно подумал Вовка.

– Слушай, внучище, ты, пока гулял, Зорьку не встречал? – спросил дед, вешая полушубок и нога за ногу стаскивая валенки.

– Не-а, – буркнул Вовка и пошел к рукомойнику, чтобы дед с бабулей не заметили, как он покраснел. – А что с ней такое?

– Запропала куда-то девчонка. Настасья, бабушка её, беспокоится.

– Да Зорька небось на лыжах катается.

– На дворе морозище несказанный да и стемнело уже, какие лыжи? – удивился дед, надевая обрезанные по щиколотку старые валенки – чуни. У Вовки тоже такие были. Пол-то зимой ого какой холодный! – И в гости ей пойти не к кому: детей, кроме тебя, в деревне нет.

– А может, Зорька к близнецам в гости пошла? – спросила бабуля. – Не знаешь, к кому они приехали?

– Что за близнецы?

Вовка снова рассказал про белобрысые волосы, голубые глаза и бледные лица. Дед нахмурился:

– Это не после того, как ты их повстречал, похолодало так люто?

– Ну да, а что?

– А то, – вздохнул дед. – Уж не Карачунишку ли ты повстречал?

Вовка чуть не подавился кашей:

– Кого? !

– Карачунишка – это внук Карачуна, – пояснил дед. – Сейчас всех подряд зимних богов называют дедом Морозом, а среди них есть добрые и злые. Карачун – самый из них свирепый. А внука его зовут Карачунишкой.

– Да их двое было, я ж говорю! – воскликнул Вовка. – Брат и сестра.

– Этот Карачунишка – незнамо кто, мальчишка или девчонка, – вздохнул дед. – То в одном образе мелькнёт, то в другом. Беда человеку, которого Карачунишка невзлюбит. Заморозить до смерти может!