История Рима от основания Города - Тит Ливий

(6) Когда они приходят туда, то вооруженная толпа, где бы ни появилась, повсюду сеет страх и смятенье; но вместе с тем, когда люди замечают, что во главе ее идут виднейшие граждане, всем становится понятно: что бы там ни было, это – неспроста. (7) Столь страшное событие и в Риме породило волненье не меньшее, чем в Коллации. Со всех сторон города на форум сбегаются люди. Едва они собрались, глашатай призвал народ к трибуну «быстрых», а волею случая должностью этой был облечен тогда Брут [165 - Вряд ли Брут, считавшийся «тупицей», мог занимать такую должность. По Цицерону (О государстве, II, 46), Брут был частным лицом. Однако, согласно римским законам, частное лицо не имело права держать речь перед народным собранием. Видимо, поэтому римские историки, желая показать, что установление Республики произошло законным путем, облекли Брута подобающими полномочиями. ]. (8) И тут он произнес речь, выказавшую в нем дух и ум, совсем не такой, как до тех пор представлялось. Он говорил о самоуправстве и похоти Секста Тарквиния, о несказанно чудовищном поруганье Лукреции и ее жалостной гибели, об отцовской скорби Триципитина [166 - Триципитин – прозвище Спурия Лукреция. ], для которого страшнее и прискорбнее смерти дочери была причина этой смерти. (9) К слову пришлись и гордыня самого царя, и тягостные труды простого люда, загнанного в канавы и подземные стоки. Римляне, победители всех окрестных народов, из воителей сделаны чернорабочими и каменотесами. Упомянуто было и гнусное убийство царя Сервия Туллия, и дочь, переехавшая отцовское тело нечестивой своей колесницей; боги предков призваны были в мстители. (10) Вспомнив обо всем этом, как, без сомненья, и о еще более страшных вещах, которые подсказал ему живой порыв негодованья, но которые трудно восстановить историку, Брут воспламенил народ и побудил его отобрать власть у царя и вынести постановленье об изгнании Луция Тарквиния с супругою и детьми. (11) Сам произведя набор младших возрастов – причем записывались добровольно – и вооружив набранных, он отправился в лагерь поднимать против царя стоявшее под Ардеей войско; власть в Риме он оставил Лукрецию, которого в свое время еще царь назначил префектом Города [167 - Префектом Города называлось лицо, облеченное на время отсутствия царя (позднее – консулов) высшими полномочиями (см. : Тацит. Анналы, 6, 11). ]. (12) Среди этих волнений Туллия бежала из дома, и, где бы ни появлялась она, мужчины и женщины проклинали ее, призывая отцовских богинь-отмстительниц.

60. (1) Когда вести о случившемся дошли до лагеря и царь, встревоженный новостью, двинулся на Рим подавлять волнения, Брут, узнав о его приближении, пошел кружным путем, чтобы избежать встречи. И почти что одновременно прибыли разными дорогами Брут к Ардее, а Тарквиний – к Риму. Перед Тарквинием ворота не отворились, и ему было объявлено об изгнании; (2) освободитель Города был радостно принят в лагере, а царские сыновья оттуда изгнаны. Двое, последовав за отцом, ушли изгнанниками в Цере, к этрускам. Секст Тарквиний, удалившийся в Габии, будто в собственное свое царство, был убит из мести старыми недругами, которых нажил в свое время казнями и грабежом.

(3) Луций Тарквиний Гордый царствовал двадцать пять лет. Цари правили Римом от основания Города до его освобожденья двести сорок четыре года. (4) На собрании по центуриям префект Города в согласии с записками Сервия Туллия [168 - Подобные записки были, возможно, чем-то вроде руководства по проведению определенных церемоний и мероприятий (таких, например, как народные собрания и религиозные обряды). Не исключено, однако, что и они придуманы римскими историками для легализации совершившегося переворота. Образцом для них могло послужить назначение должностных лиц Антонием «по запискам Юлия Цезаря» (Плутарх. Антоний, 15; Аппиан, III, 5, 16–17; Цицерон. I Фил. , 16–17). ] провел выборы двоих консулов [169 - В первые времена Республики лица, обладавшие верховной властью, назывались преторами (лат. praetor, от praeire – «идти впереди», «предводительствовать»). ]: избраны были Луций Юний Брут и Луций Тарквиний Коллатин [509 г. ].

Книга II

1. (1) Об уже свободном римском народе – его деяниях, мирных и ратных, о годичных должностных лицах и о власти законов, превосходящей человеческую, пойдет дальше мой рассказ. (2) Эта свобода была тем отраднее, что пришла вслед за самовластьем последнего царя, полного гордыни. Ибо до него цари правили так, что все они по заслугам могут быть названы основателями хотя бы новых частей города, добавленных, чтобы было где жить умножившемуся при них населению. (3) И бесспорно, тот самый Брут, что стяжал столь великую славу изгнанием Гордого царя, сослужил бы наихудшую службу общему делу, если бы, возжелав преждевременной свободы, отнял бы царскую власть у кого-нибудь из прежних царей. (4) В самом деле, что сталось бы, если бы толпа пастухов и пришлых, разноплеменных перебежчиков, обретших под покровительством неприкосновенного храма свободу или безнаказанность [170 - Речь идет об «убежище», учрежденном Ромулом (см. : I, 8, 4; ср. : 9, 5). Свободу обретали здесь бежавшие из других городов и земель рабы, а безнаказанность – те, кому в их отечестве грозила кара. ], перестала страшиться царя, взволновалась бы под бурями трибунского красноречия (5) и в чужом городе стала бы враждовать с сенаторами, раньше чем привязанность к женам и детям, любовь к самой земле, требующая долгой привычки, сплотили бы всех общностью устремлений. (6) Государство, еще не повзрослев, расточилось бы раздорами, тогда как спокойная умеренность власти возлелеяла его и возрастила так, что оно смогло, уже созрев и окрепши, принести добрый плод свободы. (7) А началом свободы [509 г. ] вернее считать то, что консульская власть стала годичной [171 - Ср. : Флор, I, 9, 2: «Римский народ сделал из постоянной должности годичную, из единоличной двойную, чтобы государственная власть не извращалась единовластием и долгосрочностью» (пер. М. Дашковой). ], нежели то, что она будто бы стала меньшей, чем была царская. (8) Все права и все знаки этой власти [172 - Внешними знаками власти, перешедшими от царей к консулам, были курульное кресло, окаймленная пурпуром тога (претекста) и 12 ликторов с фасками (см. : I, 8, 2–3 и примеч. 39 к кн. I). ] были удержаны первыми консулами, только позаботились об одном, чтобы не удвоился страх, если сразу оба будут иметь фаски [173 - Компетенция обоих консулов была одинакова: оба вершили суд в городе, а если вместе отправлялись в поход, то командовали армией, ежедневно сменяя друг друга (фаски были у того, кто командовал в этот день). Каждый из них мог опротестовать решение соправителя. ].

Брут первым с согласия товарища принял знаки власти и не менее горяч был как страж свободы, чем прежде как освободитель. (9) Сначала он, чтобы народ, жадный к новообретенной свободе, и впоследствии не мог быть прельщен уговорами или дарами царей, заставил граждан присягнуть, что они никого не потерпят в Риме царем. (10) Затем, чтобы само многолюдство сената придало сил сословию, поредевшему из-за царских бесчинств, он пополнил число сенаторов до трехсот [174 - Численность сената в 300 человек сохранялась до Гая Гракха – его законом от 122 г. до н. э. число сенаторов было увеличено до 600. ] знатнейшими из всадников; (11) с этого-то времени, говорят, и повелось, чтобы, созывая сенат, приглашать и отцов, и «приписанных» [175 - Выражение «patres conscripti» (обращение к сенаторам) Ливий, как позднее Фест (6, 23–24L. ; 36, 16 сл. L.; 304, 24 сл. L. ) толкует как «patres et conscripti», различая «отцов» (сенаторов-патрициев – по праву происхождения из знатных родов) и «записанных» в сенат позднее. Однако, по мнению некоторых исследователей, форма «pater conscriptus» в ед. ч. (Цицерон. Филиппика XIII, 28) позволяет понимать то же выражение иначе: «отцы» (т. е. «отцы семейств» – см. : примеч. 42 к кн. I), «внесенные в список (сената)». ]: последнее имя означало внесенных в список, то есть новых сенаторов. Мера эта была очень полезна, способствуя согласию в государстве и привязанности простого народа к сенаторам.