Не гневи морского бога - Олег Кондратьев

        Фу-фу-у, фу-фу-фу!

        Фу-фу-у, фу-фу-фу,

        Фу-фу-фу-фу, фу-фу-у, фу-фу-у!

Конечно же «Прощание славянки»! Великая древняя музыка. Военный марш. Для Вилкова, не слишком разбиравшегося в музыкальных тонкостях, он был апофеозом величия, гордости и решительности.

Кончиком языка Дэн облизнул пересохшие губы. Божественный вкус! Неповторимый аромат! Это был ЕЁ прощальный поцелуй на мокром от недавней уборки перроне Московского вокзала. Это была бесконечная нежность и надежда, обещание и призыв, жажда, неистовость и покорность… Вот каким может быть искренний поцелуй любящей и любимой женщины!

Вилков перешагнул через низкую металлическую ограду и ступил на территорию Сашкиного сада перед Адмиралтейством, намереваясь по привычке, напрямик по газону выйти к училищному КПП. Неожиданно ему на плечо легла чья-то ладонь. Дэн резко обернулся. За толстым стволом дерева стоял Генка Соловьев.

– О! Генка! ! А что, утренняя приборка еще не закончилась? Удачно!

– Удачно? ! Какая, на фиг, приборка? ! Тебя на проходной целый дежурный взвод поджидает. Внутренний караул усилен вдвое. Снаружи по периметру курсирует специальный офицерский патруль… А-а-а, я же не в том порядке начал! Еще вчера вечером объявили учебную тревогу с прибытием в училище всех офицеров и поголовной проверкой, тут уж… сам понимаешь.

Дэн понял всё и сразу. Однако по мере того, как возбужденно вещал Соловьев, им овладевало поразительное спокойствие. Ну, снимут с должности замкомвзвода, ну, разжалуют из главного старшины в рядовые курсанты. Тьфу! Он и сам никогда не стремился командовать. Подумаешь, обычная самоволка. Даже, несмотря на то, что в их родной Дзержинке режим был во много крат строже, чем в любом другом училище, такой проступок вовсе не повод для расстрела!

– Да из тебя уже показательного дезертира сделали, изменника Родины! Мы, конечно, как смогли, подсуетились, только…

Вилков так же быстро оценил масштаб подстерегавшей его опасности. «Выгонят! » Он прислушался к себе. Надо же, внутри никакой паники! То, что раньше представлялось крахом всей жизни, теперь воспринималось, как… Да вообще никак не воспринималось! Только мелькнула короткая мысль о маме: вот уж, кто сильно расстроится-то. Зачем? ! У него будет совсем другая жизнь. Счастливая жизнь с самой любимой девушкой в мире. А с четырьмя курсами Дзержинки его без проблем восстановят в любом техническом вузе Питера практически без потери времени. И будет в той жизни новая работа, дом и мама, конечно.

– Эй! – Генка пристально вгляделся в лицо Дэна. Даже пощелкал пальцами перед глазами. – Очнись! Я, кажется, начинаю понимать, что произошло. Влюбился? Точно, с первого взгляда. Дурак! Это не повод, чтобы сдаваться.

– Эх, Соловушка, да, не сдаюсь я. Просто… как бы тебе объяснить… – Вилков говорил спокойным тихим голосом, и это еще больше настораживало его друга. – Сегодня я понял, что вот это все, – он повел рукой в сторону училищных стен, – так, суета. Настоящая жизнь не здесь, а там…

– Вот, ты сначала закончи все ЗДЕСЬ, – передразнил его Геннадий, – и тогда только у тебя начнется настоящая жизнь ТАМ!

– Похоже, дружище, что за меня ЗДЕСЬ все уже решили.

– Вот уж х…рен им на воротник! Зачем тогда нужны друзья? ! Мы еще поборемся.

– А оно того стоит?

Соловьев просто задохнулся от возмущения:

– Не болтай чушь! Сейчас незаметно пройдем в училище через территорию Старшего морского начальника…

На этот раз Денис твердо возразил:

– Нет! В этом нет никакого здравого смысла. Только придется еще дополнительно объяснять, как я в Систему попал. Да и зачем? Раз меня так нетерпеливо ожидают, пожалуйста, вот я.

В его словах была логика, и Генка лишь сокрушенно покачал головой:

– Сейчас начнутся глобальные разборки. Ты, Дэн, только не нарывайся. Говори поменьше и лучше кайся. А мы с ребятами, чем можем…

– Да не переживай ты. Я буду паинькой.

Вилков похлопал друга по плечу и уверенно зашагал прямиком к проходной училища.

Денис сдержал слово. Во всех начальственных кабинетах, куда его только ни таскали, он по преимуществу молчал, используя в основном лишь три ответа: «так точно», «никак нет» и «виноват! ». Свою самовольную отлучку объяснял словом, данным знакомой девушке, и больше не вдавался ни в какие подробности.

Изощрялся в построении гипотез лишь сопровождавший его везде командир роты, отношения с которым не сложились у Дэна с первого курса. Этот давил на все рычаги и по строевой, и по политической линии. Перелистывая свой пухлый кондуит, выуживал записи двух и трех годичной давности о замечаниях курсанта Вилкова по несению караульно-дежурной службы, о сне на лекциях, недобросовестном отношении к приборке и даже о разговорах в строю! Припоминал пассивность на комсомольских собраниях, несвежий подворотничок и стоптанные ботинки на строевом смотре.

И, надо сказать, того и гляди, количество вполне могло бы перерасти в качество, но сработали-таки предпринятые друзьями Дэна контрмеры! От кафедры физической культуры и спорта поступил официальный рапорт о вкладе курсанта Вилкова в спортивные достижения училища. В приватных беседах преподаватели кафедр гидродинамики, теплотехники и даже начальник кафедры электрических машин отмечали, несомненно, успешные работы Вилкова, их научную значимость для флота и недопустимость разбрасываться такими талантливыми кадрами.

В конце концов, в глазах высшего командования училища научно-спортивно-практические достижения перевесили стоптанные ботинки и отсутствие пламенного комсомольского задора. Дэна, что называется, «лишили всех чинов и регалий», то есть сняли с должности замкомвзвода, разжаловали из главного корабельного старшины в курсанты и объявили строгий выговор по комсомольской линии.

Ротный ходил мрачнее тучи и даже предпринимал какие-то попытки вновь возбудить дело, но его инициативы быстро заглохли: закончился 4-й курс, курсанты разъехались по флотам на летнюю морскую практику, потом отпуск…

Денис, разумеется, примчался в Москву, и они вместе с Любочкой провели незабываемый месяц, расставаясь только на недолгие часы, когда девушка посещала свои обязательные консерваторские занятия. Впрочем, при малейшей возможности, она их напропалую прогуливала. Вилков познакомился с родителями своей любимой и был принят ими весьма доброжелательно. Молодым людям даже отдали во временное пользование однокомнатную квартиру, в которой проживала Любина бабушка по отцовской линии. Милейшая Марина Михайловна сама настояла на том, чтобы «детки могли побыть вдвоем», и переселилась на эти три недели в квартиру Любиных родителей.

Логично, что при таком развитии отношений вопрос о предстоящей свадьбе был решен быстро, положительно, к полному удовлетворению обеих сторон. С мамой Дениса разговаривали по телефону все поочереди. Она то смеялась, то плакала, вспоминала далекие школьные годы «их ребяток» и привела в большое смущение Любу, когда напрямую поинтересовалась, сколько времени ей осталось ждать внуков и успеет ли она как следует подготовиться к такому эпохальному событию.