Магия имени - Инна Бачинская

Он не помнил, как они раздевались, он ничего не помнил и пришел в себя, только когда она выдохнула «ах» и с силой вцепилась в его плечи, прижимая к себе, выгнулась и опала…

То, что испытал сейчас Шибаев, ни в какое сравнение не шло с тем, что чувствовал раньше. Была Вера, была Алена, были другие, которых он едва помнил, он желал их, а они – его, овладевал ими, но такого ошеломляющего чувства радости, до звона в ушах, счастья и восторга, он не испытывал никогда. Ему хотелось взлететь – он знал, что сможет, и полетать немного по комнате, а потом устремиться в окно и воспарить над городом, его парками, домами, улицами и прохожими, нырнуть в густые белые снежные облака, прошить их насквозь и винтом врезаться в ослепительную синеву над ними. Сердце его мощно билось, легкие, увеличившись в объеме, вбирали в себя потоки воздуха. Инга тихонько дотронулась ладонью до его плеча, и он отодвинулся, отпуская ее, и с удивлением почувствовал, как щиплет глаза…

«Неужели так бывает? – промелькнула мысль. – Неужели так бывает? » И его охватило чувство благодарности к Всевышнему за то, что свел их вместе нежданно-негаданно…

– А ты помнишь, – спросила вдруг Инга, и он вздрогнул, – как ты подарил мне ящерицу?

– Ящерицу? – удивился Шибаев. Он покопался в памяти – никакой ящерицы там не было. – Не помню!

– Ну как же? – теперь удивилась она. – Маленькую такую, зеленую. Она еще была похожа на человечка, сидела у меня на ладони, вцепившись пальчиками. Все мне завидовали, а я умирала от гордости, что взрослый старшеклассник подарил мне ящерицу.

Шибаев попытался вызвать в памяти образ маленькой зеленой ящерицы, но у него ничего не вышло. А вот Инга запомнила ее и теперь будет помнить всегда. Он подумал, что она запомнила и его, Шибаева, благодаря этому давнему событию, столь важному для нее и совсем не важному для него.

– И что ты с ней сделала?

– Я сначала играла с ней, потом попыталась накормить мухами, но она не ела, и я решила, что она умрет с голоду. Мне стало ее жалко, я отнесла ее в сад и выпустила там. И даже заплакала, когда она удрала в траву, так она мне нравилась.

– Не жалела потом?

– Нет! Даже тогда я уважала права любой личности на свободный выбор. – Он почувствовал, что Инга улыбается.

Мысли его перенеслись в далекое детство, и он спросил:

– А помнишь моего друга Вадика Стеценко? Он сказал, что ты будешь парням головы сшибать, когда вырастешь.

– Конечно, помню. Смуглый красивый мальчик. Неужели так и сказал? Вы мне казались очень взрослыми и страшно серьезными, и у вас были свои, мужские, дела. Ты с ним до сих пор дружишь?

– Дружу. Он служит на Дальнем Востоке, в Находке, военный моряк. Зовет все в гости, а я не соберусь никак.

– А помнишь нашу физичку, Нину Борисовну? Она у вас тоже вела?

– Ядохимикат? Была такая. С вечным насморком. Она нас с Вадиком терпеть не могла и в восьмом классе влепила ему два балла за год.

– А тебе?

– Мне – четверку. Я физику знал.

– А что стало с Вадиком?

– Ничего! Ты лучше спроси, что стало с ней. Исправила на три балла. Это она сгоряча, не подумав о последствиях.

– А помнишь Ансанну?

– Англичанку? Конечно, помню, разве ее забудешь? Она собирала нас отдельно от девочек и учила манерам. Мы со смеху помирали, но ведь осталось что-то. Когда входит женщина, нужно вставать, когда уходит – тоже вставать и подавать пальто, вилку держать в левой руке, нож – в правой.

– Девочек она тоже учила…

– А вас чему?

– Секрет. Знаешь, я встретила ее года два назад в парикмахерской, она пришла делать прическу, у ее подруги день рождения был. Я поздоровалась, она посмотрела внимательно, говорит, помню вас прекрасно, а вот имя забыла. Ей уже за семьдесят, а как держится! Спина прямая, словно у балерины, ярко-красный маникюр, а платье! Ты помнишь ее платья?

– Помню шляпки с цветами и кружевные перчатки!

– А шарфы?

– Шарфы не помню.

– Длинные – белые, розовые, голубые. Она их небрежно так закидывала концами за спину. Над ней смеялись, вертели пальцем у виска, но в ней был шик, правда? Она была другая, и все это чувствовали. И самое главное, она не стеснялась быть другой!

– Не помню. В тебе тоже есть шик!

– По-твоему, я похожа на Ансанну?

Они рассмеялись. Их учительница английского языка, Анна Александровна Блок, была невысокого роста женщиной с непропорционально большой головой и бесформенной фигурой, с романтическим характером старой девы и специфическим чувством юмора. Шибаеву хотелось спросить Ингу, чем она занимается, но что-то удерживало его от вопроса. Он боялся услышать, что она несвободна. Ее одежда, золотая «Омега», мягко светящаяся на тумбочке деликатным бежевым циферблатом, черная сумочка хорошей кожи, даже продукты, которые она купила и сложила на кухонном столе, – все говорило о деньгах. На деловую женщину она не очень похожа, не чувствуется жесткости и хватки. Он представил себе богатого мужика, который оплачивает ее расходы или, попросту говоря, содержит, и понял, что ему было бы неприятно услышать об этом от нее самой, так же неприятно, как отвечать на ее вопрос о том, чем занимается он сам.

– Ты помнишь березы около школы? Каждый год на первое сентября во время торжественной линейки там высаживали березку.

– Не помню, – сказал Шибаев.

– Ты ничего не помнишь! Там теперь целая роща! Я вчера забрела случайно.

– Ну почему «ничего»! Помню, как наш физрук принял с утра и упал с брусьев. Виталий Николаевич, хороший мужик был, зашибал только. Помню, как Фильку Дроздова стыдили перед всей школой и выгнали за хулиганство – он взломал замок в кабинете химии, вынес какие-то препараты, поджег их во дворе и чуть не устроил пожар. Еще помню, как побили окна в кабинете директора, а он топал ногами, угрожал репрессиями, милицией, колонией, требовал, чтобы мы выдали зачинщиков. Мы простояли в его кабинете четыре часа.