Шаги по воде - Инна Бачинская

Не зажигая света, странно неспокойная, не находя себе места, я бродила по квартире. В окна мигали красно-желтые огни рекламы, расположенной между шестым и седьмым этажами. В красноватой темноте комната выглядела иначе, чем при свете. На миг мне почудилось чужое присутствие, что вызвало не страх, а ожидание необычного. Предчувствие… Я застыла, не шевелясь – прислушивалась. Тишина, казалось, была наполнена шагами, шорохами, мелкими царапающими звуками, скрипами.

Потом я стала раздеваться. Одежду бросала на пол. Обнаженная, провела ладонями по груди, животу… Запустила пальцы в длинные волосы… по спине сразу побежали мурашки… Ворс ковра щекотал ступни… Тело в красном свете казалось чужим.

…Я стояла под душем, и мне чудилось, что чьи-то теплые руки гладят мое тело. Текло тягучее, как сироп, время, а я все стояла под струями теплой воды, как заклякла. «Заклякла» – так говорила бабушка. Что, видимо, значило: «застыть, как статуя». Бабушка знала много подобных словечек…

Мыслей не было, лишь полусонная томная одурь. Душ для меня так же утилитарен, как чистка зубов. То, что я испытывала сейчас, казалось удивительным и необычным. Самое подходящее для описания этого состояния слово «радость». Даже два: «радость предчувствия». Теплые мягкие струи обволакивали… Я прижала ладони к гладкой, холодной кафельной стене и медленно соскользнула вниз… Уселась на дно ванны, подтянула колени к подбородку, обхватив их руками, подставила лицо под мерные струи, закрыв глаза…

…Не торопясь накрутила полотенце на мокрые волосы. Вышла из ванной, оставляя мокрые следы на полу. Зябко поежилась от холода. Вода испарялась с моей кожи, и мне казалось, я стала невесомой. Я могла взлететь… «Колдун проклятый! » – сказала Стелла. Я рассмеялась. Достала из комода в спальне махровую простыню, завернулась, как в тогу. Вернулась в гостиную, села на диван, подобрала под себя ноги. Протянула руку, взяла пульт. Действия мои были неторопливы и неизбежны, как движения марионетки. Щелчок – и в центре экрана вспыхнула блестящая точка. Секунду спустя знакомый голос отозвался колючкой в сердце, и сразу же я увидела Александра Урбана. Он смотрел мне в глаза, и я инстинктивно запахнула простыню на груди.

– Телепатия – заложенная природой способность мозга передавать и принимать мысли, – говорил Александр. Не столько говорил, сколько вещал – неторопливо, с чувством. – В это легче не верить, чем верить… Даже те, кто наблюдал опыты, отказываются верить, считая увиденное не чем иным, как простым совпадением…

Он продолжал смотреть мне прямо в глаза, улыбаясь своей кривой улыбкой, и я почувствовала, как горячая волна накрывает меня с головой. Губы пересохли, сердце колотилось в горле. Мне стало дурно, цветная картинка экрана медленно поплыла в сторону, и я провалилась в небытие…

Когда я пришла в себя, Александр уже не смотрел на меня. Лицо его стало безразличным – казалось, его совсем не интересовал предмет разговора.

«Неужели и правда чары? » – думала я, оглушенная, пытаясь рассмеяться. Я, как и бабушка, не верила ни в бога, ни в черта.

Что со мной? Я не знала. Возможно, проклятое шампанское, усталость, Стелла со своим дурацким поручением. Я пыталась объяснить свое состояние всякими естественными причинами, не желая признавать, что это как-то связано с Александром. Не чары, нет! Гормоны, а не чары! Вегетативный бунт, чистая физиология. Со своим последним мужчиной я рассталась около полугода назад. Мое девство не мучило меня. «Дьявольские» искушения прогоняются холодным душем и работой до первых петухов. Александр влетел в тихую заводь моего воображения, как камень в болото. Да и Стелла добавила интереса, сказав, что он замечательный любовник.

Меня тянуло к Александру. Я жадно рассматривала его лицо – глубокие глаза, виски, припорошенные легкой сединой, шевелящиеся тонкие чувственные губы – и совсем не прислушивалась к его словам. Перебирала в уме возможные поводы позвонить ему завтра же. В глубине души я сознавала, что вряд ли позвоню, но даже мысль о такой возможности доставляла мне удовольствие почти болезненное. Я, казалось, превратилась в маленькую робкую девочку, влюбленную в старшеклассника, которая прячется за углом дома, подстерегая его после уроков…

Тут я вспомнила о деликатном поручении Стеллы и чертыхнулась. Наваждение исчезло. И сразу же включился звук и открылся смысл в словах Александра.

– Когда мозг, уходя в сон, удерживает одну нужную вам мысль, то все подсознание вынуждено работать над практическим претворением этой мысли… – говорил Александр без выражения. Видимо, он говорил об этом так часто, что ему надоело.

«Что за чушь? – подумала я. Разум медленно возвращался в мою бедную голову. – Как подсознание может претворять… мысль? Во что претворять? »

Александр между тем попрощался, желая «полуночникам» спокойной ночи.

На другом канале шел старый «трофейный» фильм, как называла их бабушка – черно-белый, «Серенада Солнечной долины». Первый раз я увидела «Серенаду» в третьем классе и была потрясена. С тех пор я смотрела фильм раз пятнадцать или больше. Историю беленькой, тоненькой девушки-беженки из Скандинавии и руководителя джаз-банда, красивого американского парня, я знала наизусть. В главных ролях – Соня Хэни, олимпийская чемпионка по фигурному катанию тридцать шестого года, и кумир довоенного Голливуда Джон Пейн, красавчик, которому, доживи он до наших дней, исполнилось бы уже сто пять. Господи, как несправедливо!

С удивительной легкостью хрупкая Соня добивалась своего мужчины среди сверкающих на солнце заснеженных вершин, радостной беззаботности горнолыжного курорта, ритмов джаза и скрежета вспоротого коньками льда. И песня… «When you smile at me…» «Когда ты улыбаешься мне… декабрь кажется маем и расцветают фиалки… знаю я и знаешь ты…» И так далее. Сладкая, как кленовый сироп, картинка, оставляющая после себя чувство светлого суррогатного счастья…

Уснула я сразу, как провалилась. Подсознание мое молчало, и мне ничего не снилось.

Утром, однако, мысль о предстоящей встрече с доктором испортила мне настроение, и кофий я пила, как чеховский персонаж – чиновничья вдова Мерчуткина, – без всякого удовольствия. И досада появилась на Стеллу, и искушение позвонить и отказаться от авантюры.

Легка на помине, Стелла позвонила сама.

– Ну, ты как? – спросила она. Ни здрасьте, ни до свидания. В смысле, как ты настроена, каков дух.

– Отвратительно, – ответила я брюзгливо. – Чувствую себя просто по-дурацки…

– Вот и хорошо, – ответила Стелла, не слушая. – Не забудь сразу же позвонить! Жду!

Без десяти восемь я уже стояла в засаде, ругая себя за опрометчиво данное обещание. Мне пришло в голову, что знаю я доктора Лапина только по описанию Стеллы и могу промахнуться. Невысокий лысеющий блондин, небритый, в мятых брюках. Да оглянитесь вокруг, люди добрые! Сколько их, этих небритых, мятых и невыразительных блондинов, шагает по улице ежеминутно? Десятки. Плюс те, что в шляпах и кепках, прикрывающих плешь. «Может, это и к лучшему, – подумала я. – Скажу, не смогла идентифицировать по данному описанию. Вот если бы фотография…»