Свой ключ от чужой двери - Инна Бачинская

Конечно, Лия не пропустила Стаса. Бурный роман и наша серьезная беседа в результате. Лия… ох, Лия!

– Ты только пойми меня правильно, браток (ненавижу их сленг! ), – начал он. – Мы с тобой типа соперники, и хоть верю, зла на меня не держишь, но вместе нам быть уже как-то не выпадает!

Я, дурень, слушал снисходительно, уши развесил. Говорю, понимаю, любовь, зла не держу, претензий у меня к вам нет, с кем не бывает, совет вам да любовь и подспудно – мысль о собственном благородстве.

– Ты не понял, Славик, – говорит он и смотрит испытующе. – Мы не можем оставаться деловыми партнерами… Понимаешь, в данных обстоятельствах это неэтично.

«Неэтично» в его устах – как седло на корове.

– Как это? – проблеял я растерянно, все еще не понимая.

– Я думаю, тебе придется уйти из фонда.

– Что? – до меня наконец доходит. – Что? !

– То есть, – дрогнул он, – не совсем уйти, ты останешься почетным консультантом, ну, сообразим что-нибудь… с твоим опытом, но с поста президента, извини…

– Как это с поста президента? Это выборная должность, ты не можешь решать за всех! И кроме того, это мой фонд, мой! И вообще…

– Ты подашь заявление по состоянию здоровья, – перебил он, – и тебя освободят досрочно. Все поймут тебя и оценят твой поступок. Между прочим, не один я так считаю. Пойми меня правильно, для тебя же лучше уйти без скандала, по-хорошему. Репутация фонда, сам понимаешь. И Лия очень просила. Женщины – тонкие натуры, – добавил ни к селу ни к городу.

Лия – тонкая натура? Защищаясь, сознание вцепилось в эту фразу. Это Лия – тонкая натура? Иуды! Предатели! Мавр сделал свое дело, мавр может уйти! Он отнял у меня не только жену, но и любимое детище. Я был смят, оскорблен, уничтожен до такой степени, что, рвя бумагу пером, написал это проклятое заявление – подавитесь! Я и дня не хотел оставаться с этой нечистой парочкой. Сгоряча я отшвырнул от себя предложение стать почетным консультантом (идиотизм, что значит «почетный консультант»? !). Но Стас сказал: не глупи, ты нужен фонду, а фонд нужен тебе.

Прекрасное качество – умение отсекать лишнее, которым мой друг владел в совершенстве. Я бы так не смог. Мне бы это просто не пришло в голову. Я помнил, как мямлил и заикался, подыхая со стыда, когда пришел к Сонечке… сказать, что женюсь… А этот взял и отсек, как аппендикс, и смотрит сочувственно – понимаю, сочувствую, но хоть ты мне и друг, но истина дороже. Истина – это фонд, ради фонда, для фонда, ничего, кроме фонда. Красиво!

Признайтесь, Вячеслав Михайлович, вы ведь всегда считали его ниже себя? Подсмеивались над его словечками, одеждой, чувствуя себя неизмеримо выше и умнее. А ему ваши смешки по барабану. Не задевают. Потому что хозяин жизни – он, здоровое мурло с толстой непробиваемой шкурой бегемота. А вы продолжайте строить смешки, что вам еще остается? Ирония – оружие слабых!

Как этот старлей допытывался, знал ли я об их отношениях, да почему ушел из фонда, да встречался ли с бывшей женой накануне свадьбы! Как он сверлил меня пытливым взглядом!

Знал ли я об их отношениях? Не знал, конечно. Хотя, если честно, мне было все равно. Но разве объяснишь это моему мучителю? Не поймет. Да за такую бабу, то есть женщину, он бы из Стаса котлету сделал, а я утерся, отдал, да еще и из фонда ушел.

– А из фонда вы почему ушли? – допытывался старлей. Ну, не бывает так по жизни, в натуре, чтоб все бросил и ушел! Все, что непонятно, – подозрительно.

Когда пришел в церковь? Где стоял? Кто был рядом? Не отлучался ли? Были ли скандалы в семейной жизни? Мордобой?

Нет, нет, нет. Не было, не состоял, не скандалил, не дрался, не отлучался. Я ему не симпатичен. Он из породы таких, как Стас. В его глазах я – хлюпик, зануда, гнилой интеллигент. Не мужик. Он меня презирает.

– Подпишите, – говорит он с отвращением, и я, не читая, подписываю протокол и подписку о невыезде. Подписываю под его пристальным взглядом.

Скорей бы на воздух, доползти до какой-нибудь пристани, перевести дух, зализать раны и подставить лицо солнцу. Насладиться свободой, пока не поздно.

Завтра похороны, идти или не идти? Тоже вопрос. Нужно. Представляю себе взгляды, перешептывания, нездоровое любопытство аудитории. Потом, устыдившись, думаю, что моей бывшей теще, Зинаиде Дмитриевне, в сто раз хуже. В двести, в тысячу. И Стасу не позавидуешь. Кого они все назначат в убийцы? Ведь турбина на мельнице слухов и сплетен вертится в полную мощь. Меня?

В городском парке благодать. Солнце не апрельское, а вполне июньское, зелень – трава-мурава, яркие примулы, крокусы, нарциссы вот-вот расцветут. Насекомые летают. Одно ударило меня в лоб. Хорошо хоть не ужалило. Или не в глаз. Давайте все на одного! А воздух такой сладкий, такой пронзительно-чистый, что не надышаться, звуки голосов и шагов, автомобильные шумы гулки и объемны. На скамейках молодые мамы с колясками, в колясках загорелые личики младенцев. Шум, как на птичьем базаре.

Иду в глубь парка, где никого нет. Прохожу мимо одной скамейки – поломана, мимо другой – испачкана, народ, видимо, сидел на спинке, поставив ноги на сиденье, на третьей сидит женщина. Я, как записной приставала и бонвиван, развязно спрашиваю: «Не помешаю? » и плюхаюсь рядом. Она молча пожимает плечами. И я с трудом удерживаюсь, чтобы не сказать:

– Извините, я не такой. Просто настроение препаршивое. Но к вам это не имеет ни малейшего отношения, мадам!

Опять выпендреж. Пир во время чумы. Рассматриваю ее украдкой. Бледна, рыжа, неброско одета, миловидна. Чем-то напоминает Сонечку Ивкину. В черном. Руки в веснушках сложены на коленях. Задумчива каменной задумчивостью, из которой ее не выводит ни весенний радостный день, ни мое появление.

Как ни незавидно мое положение, переключаюсь на незнакомку. Что-то в ней такое… безрадостное? Товарищ по несчастью? Украдкой взглядываю в ее сторону. Она забыла обо мне. Я уязвлен. Хорошая линия лба, носа, губ, все предельно четко, узел волос на затылке, несколько прядок выбилось и красиво падают на шею. Напоминает женские головки-виньетки в толстых книжках журнала «Вестник знанiя» за 1908, которые свалены у меня в кладовке. Альфонс Муха [7 - Альфонс Муха (1860–1939) – чешский живописец, декоратор, график, основатель и мастер театральной и рекламной афиши в стиле модерн, в частности стиля арт-нуво (Art Nouveau). ], завидев такой профиль, немедленно схватился бы за карандаш. У ее ног стоит, не замеченная мною раньше, большая дорожная сумка. Ушла из дома, оскорбленная? Приехала к любимому, а он оказался женат? Уехал? Разлюбил?