Потревоженный демон - Инна Бачинская

– Зачем он оставил джокера, капитан? Смысл?

– Оставил и оставил. Карточный долг, Савелий тебе объяснил. Правда, Савелий? По-моему, объяснение нормальное.

Савелий кивнул и спросил:

– Что ты имеешь в виду, Федя?

– Что такое почерк преступника, Савелий, тебе известно?

– Ну… в принципе. Почерк у серийный убийц, во всех криминальных романах. Например, рисунок кровью на стене и надпись: «Красный Джон» или «Черная кошка»; или тела расположены особым образом, или раскрашены лица, или оставляет какую-то вещь, куклу, например, или клоуна… – Савелий вдруг ахнул. – Джокер!

– Правильно мыслишь, Савелий.

– Не понял, – с досадой вмешался Коля. – Опять ты со своей мутной философией, еще и Савелия сбиваешь! При чем тут почерк?

– Ты думаешь, Федя, следующее убийство с другой картой? Или все время джокер? – спросил Савелий.

– Следующее убийство не обязательно с картой, тут важен не оставленный предмет, тут важен сам факт, что было оставлено нечто, – объяснил Федор. – Неважно, что. Нечто. То, что делает убийство узнаваемым. Придает ему смысл. В данном случае убийство с джокером, понятно?

– Непонятно! – ответил капитан. – Ну и что?

– А то, что это знак. Некий символ. Мы не знаем, что он означает, но он присутствует. Зачем убийца оставил карту? Убил бы и убил. Месть, перешел дорогу, не поделили женщину, ограбление… А тут деньги не тронуты, труп на виду и джокер. Необычный способ убийства. Добавь сюда хладнокровие преступника. Центр города, даже ночью есть загулявшие прохожие, а он доставил тело, выгрузил, усадил, да еще и про карту не забыл. Спокойно, деловито. В городе только и разговоров об убийстве и таинственной карте. Это, если хотите, обещание. В смысле, карта в руке жертвы. И вполне вероятно, есть кто-то, кто прочитал этот знак.

– Обещание чего? Ты, Федор, притормози! – с досадой сказал капитан. – Шел нормально посидеть, почти месяц не виделись. Уши от вас вянут!

– Это не конец, Коля.

– Иди к черту! Опять каркаешь?

– Я бы походил по секциям единоборств, кто-то может его знать, выявил бы спецов по такому удару. Как-то слишком экзотично для наших широт.

– А чем тебе наши широты… А кино, а паутина, а книжки Савелия – убийства, мордобой, кровищи море! Вот и аукается. Ты мне лучше скажи, Савелий, была история с картами? В твоих книжках? Уверен, что была. Все давно обсосано лучшими умами, так сказать. И каратисты ногами почем зря дрыгают.

– Было что-то, кажется, – задумался Савелий.

– То-то и оно, что было, и не надо тут ботву разводить на пустом месте. Все в книжках и в кино, подробные инструкции – как банк взять, как хату обнести, куда бить, чтобы наверняка. Спасибо, народ ленивый у нас, а то, сами понимаете. А по секциям уже ходим, сами не дураки.

Глава 4

Гость у порога моего…

– Что вам нужно? – выговорила непослушными губами Ирина Антоновна. – Я закричу!

Мужчина поднялся. Ирина Антоновна инстинктивно схватилась за перила. Убежать она все равно не смогла бы – ноги стали ватными.

– Ирка, не бойся, – сказал мужчина. – Не узнаешь?

Ирина Антоновна перевела дух, сглотнула, всмотрелась. Здоровый мужик с обветренной физиономией и пронзительными синими глазами.

– Дельфин, ты? – пролепетала она. – Но… как? – Откуда?

– Узнала. А ты не изменилась, я тебя сразу узнал.

– Но я не понимаю… откуда? – бормотала Ирина Антоновна, словно в забытьи.

– Может, пригласишь в гости?

– Да, да, конечно! – заторопилась Ирина Антоновна. – Сейчас!

Она достала из сумочки ключ, попыталась вставить в замочную скважину, но не сумела, так тряслись руки.

Мужчина, которого она назвала Дельфином, взял ключ у нее из рук, отпер дверь. Посторонился, пропуская ее. Подхватил с пола свою спортивную сумку. Ирина Антоновна неверной рукой нашарила выключатель. Вспыхнул свет. Мужчина закрыл дверь. Они стояли в прихожей, рассматривая друг дружку.

– Ну, здравствуй, – сказал Дельфин. – А я уже думал, не дождусь. Поздненько возвращаешься. Живешь одна?

Ирина Антоновна кивнула. И вдруг сказала:

– Ты живой? Или привидение?

Дельфин хмыкнул. Взял ее руку, прижал к груди. Ирина Антоновна почувствовала стук его сердца, вспыхнула и попыталась высвободиться.

– Живой?

– Живой. А как ты меня нашел?

– Элементарно. Найти человека не проблема. Чаем напоишь?

Она хотела спросить, откуда он взялся, но постеснялась. Только и сказала:

– Хочешь умыться?

– Хочу. Ты никого не ждешь?

– Я живу одна. Сюда! Полотенце на полке.

Он кивнул и скрылся в ванной. А Ирина Антоновна тут же подбежала к большому зеркалу в прихожей, схватила сумочку, достала губную помаду. Поправила волосы. Рассмотрела себя. Горящие щеки, горящие глаза. Она прижала к щекам ладони. Потом побежала на кухню.

Дельфин уселся в старое кресло у окна и с улыбкой наблюдал за ней. Она почувствовала, как загорелись уши.

– Помочь?

– Открой шпроты и нарежь хлеб. Хочешь картошки?

– Не нужно, достаточно бутербродов. Я принес мясо. Помидоры есть? Люблю мясо с помидорами. Давай по коньячку! Выпьешь?

– Я сегодня уже выпила, – брякнула Ирина Антоновна.

– Я понял. – Он ухмыльнулся. – А мы добавим, за встречу. Давай рюмки.

Он достал из сумки круглую бутылку с золотыми медалями. Ирина принесла рюмки.

– За тебя, Ирка!

Ирина Антоновна пригубила, закашлялась.

– Ты никогда не умела пить, – засмеялся гость. – Помню день рождения Павлика…

Она пожала плечами.

– Почему ты одна?

– Я не одна, у меня сын. Девять лет. Сейчас он с бабушкой на море. А ты? Женат?

– Женат.

– На той? С белыми волосами?

Дельфин рассмеялся.

– Не помню! Ирка, сколько же мы не виделись?

– Мне тогда было шестнадцать, – сказала она. – Двадцать! Почти двадцать. Мы не виделись почти двадцать лет. Помнишь, как ты меня провожал? В сентябре.

– Помню.

– И я тебе пересказывала какую-то дурацкую книжку, чтобы не молчать. Ты всю дорогу молчал!

– Я не знал, о чем с тобой говорить. Ты была другая.

– Виталик сказал, что я у вас не прижилась. И вообще, с меня не будет толку. А потом началась школа, и я бросила секцию. Мама считала, что гребля не для девочки.

Дельфин рассмеялся.

– Не прижилась.

– Он говорил, что мне не хватает спортивной злости!

– Наши ребята были попроще, а ты… при тебе даже выругаться боялись. Я еще удивился, откуда такая домашняя. У тебя, помню, подружка была… Леся, кажется.

– Леся. Была еще Жанна, но она бросила раньше. Мне всегда нравилась вода. На базе висела твоя фотография, кто-то сказал, наш чемпион, сейчас в армии. А потом ты вернулся!

– Помню, ты тащила байдарку и цеплялась за кусты.

– А ты помог, спустил на воду. А девчонки смеялись. Ты был… – Она запнулась. – Они все вешались на тебя! А та, крашеная, каждый день поджидала с тренировки.

– Не помню, – ухмыльнулся он, с удовольствием ее рассматривая.

– А когда ты провожал меня… один раз всего! Я думала, ты меня поцелуешь. А ты привел меня к дому и ушел. Я всю ночь проплакала.

– Дурочка! Да я боялся тебя, как пацан! Как щенок! Я не знал, о чем с тобой говорить. Ты была не для меня, Ирка. К тому же малолетка.

– Ага, а ты после армии. Взрослый мужик, на которого все вешались. Я пряталась за всеми углами и подсматривала! Ты был черный от загара, и глаза синие. Где ты сейчас?

– Здесь. В Посадовке.

– Здесь? Я думала, ты уехал. Ни разу не виделись за все двадцать лет!

– Что такое двадцать лет? – улыбнулся он. – Вроде много, а вспомнить нечего. А ты почему одна?