Холодная акватория - Александр Тамоников

Бросок получился. Когда голова Селиверстовой показалась на поверхности, итальянец резко повернулся по направлению к носу. В этот момент из воды за его спиной показался Сосновский. Он одной рукой схватил моряка за ворот куртки, второй за руку с зажатым в ней пистолетом и потащил итальянца в воду. Матрос бился и пытался вырваться, но Михаил опускался все ниже и ниже. Вскоре противник стал хватать широко раскрытым ртом воду, а затем перестал вырываться.

Забраться в лодку было делом нескольких минут. Одеваясь в форму итальянских моряков, Сосновский торопливо говорил:

– Сейчас мы особенного внимания не привлечем. Просто лодка, которая вышла в море и теперь возвращается назад. К тому же итальянская форма, а издалека не особенно разберешь, кто здесь. Пойдем вдоль берега до рыбачьих лодок. Метров через сто утопим наше снаряжение. Вон там пустырь и кустарник. Бросим лодку и двинемся пешком вглубь. Уйдем в плавни, там нас никто не найдет. Собака след не возьмет, там много воды. Да и не сообразят они, кто убил их аквалангистов и украл лодку.

– Надо закрепить руль и отправить лодку с заведенным мотором от берега, – предложила Мария. – Если ее найдут, то поймут, что мы поблизости, увидят, где мы сошли на берег.

– Соображаешь, – улыбнулся Сосновский.

Ему понравилось, что Селиверстова не впала в ступор из-за подводной схватки, из-за реальной угрозы смерти. Вон и глаза горят боевым огнем. Верит она в своего спутника, не паникует. И мыслит конструктивно. Михаил и сам собирался отправить лодку от берега, но что до этого додумалась девушка, ему понравилось.

«Будет толк, она спортсменка крепкая и девчонка боевая», – решил Михаил.

– Бросай снаряжение, – приказал он.

Глава 3

Найти человека в незнакомом городе довольно сложно. Тем более если город оккупирован врагом. И в Горсправку не пойдешь, и на работе в отделе кадров не спросишь. Искать надо там, где этот человек бывал по роду своей деятельности, по своим увлечениям. Конечно, архив «Лаборатории-28» вывезти успели. И в личном деле капитана катера «Катран» был его домашний адрес, только вот от дома ничего не осталось. Как и от половины улицы. Здесь, среди развалин, расспрашивать о моряке Иване Афанасьевиче Буруне бессмысленно. Родственников у капитана не было. Можно найти на местном кладбище могилу его жены, умершей пять лет назад. Но надеяться, что именно в ближайшие дни Бурун пойдет на могилу, нелепо.

Поскольку в порту стояли только немецкие суда, Буторин отправился к рыбакам. Проверить рыбацкие поселки на окраине Новороссийска было необходимо. Среди рыбаков было много бывших моряков, ходивших в прошлом на больших и малых судах. Почти все они знали друг друга. Это было морское братство портового города. Да вот только не подойдешь к ним и не спросишь, не знаете ли вы такого-то человека? И где мне его найти сейчас? Посмотрят на тебя с недоверием и страхом, а то и с ненавистью. Ведь за городом, да и в самом Новороссийске, несколько дней шли жестокие бои. Теперь в город пришел ненавистный враг. Жители, со страхом выглядывавшие на улицу, видели и трупы красноармейцев, и как фашисты вели пленных. Кто-то даже видел, как их, раненых и безоружных, расстреливали. А тут ты с расспросами!

Одетый в старую застиранную спецовку и кирзовые сапоги, выставив напоказ штопаную и перештопанную тельняшку, Буторин шел по берегу. На голове выгоревшая мичманка со следами «краба» гражданского флота. Ноги проваливались по щиколотку в песок вперемешку с мелкой щепой и выброшенными на берег морскими водорослями. Магазины не работают, на рынок люди боятся выходить. Но тем, кто остался в городе, что-то нужно есть. И рыбаки, пересиливая страх, вышли на берег. Кто чинил лодки, забивая пробоины, смоля днища, кто готовил снасти. Все настороженно посматривали на немецкие береговые патрули и на вражеские суда, курсировавшие недалеко от берега. Как-то оно будет? Разрешат ли им ловить рыбу?

Завидев старика, смолившего днище большой лодки, Буторин достал из кармана кисет, клочок газетной бумаги и стал сворачивать самокрутку. Старик был сухощавый, кожа – почти коричневая от южного солнца. Движения сноровистые, неспешные. Заметив незнакомца, старик нахмурился, но работу не бросил. «Не те времена, когда хочется казаться приветливыми, – подумал Буторин. – Обычно общее горе сближает, а здесь люди сторонятся чужаков».

Виктор уселся на старый чурбак и закурил, глядя то на море, то на старика. Неподалеку у берега покачивалась лодка с тремя рыбаками. Правее еще несколько человек стаскивали лодку в воду.

– Эй, дед! Помочь?

– Ступай, куда шел, молодец, – проворчал старик, не прекращая работы.

– Куда шел, – повторил Буторин слова рыбака, стараясь придать голосу горечь и отчаяние. – Было время, шел и цель видел. А теперь, куда ни иди – все едино. Может, и пришел уже.

– Что так? – Старик оторвался от лодки и пристально посмотрел на незнакомца.

– Да так, – пожал плечами Буторин. – Ни дома, ни семьи, ни друзей.

– Молод ты для таких речей, – хмуро заметил рыбак. – Седины много, да разума она тебе, видать, не добавила.

Виктор провел ладонью по волосам и усмехнулся. Недоверие. А когда он вообще встречался в этой жизни с доверием? Может, еще в школьные годы? В детстве? Родители и то к нему осторожно относились. Дети всегда врут. Виктор теперь понимал, что и взрослые детям частенько врали.

– Откуда пришел-то? – снова спросил рыбак. – И что тебе там не жилось, откуда явился? Думаешь, нам тут вольготно?

– В этом и беда, старик, – вздохнул Буторин. – Не помню я ничего. Из больницы я как три дня. Как попал туда, не помню. Врачи сказали, что люди на улице подобрали. Контузия. Подлечили. А как немцы к городу стали подходить, меня и выпроводили. Как жить, теперь не знаю. И кто я, не знаю.

– Эк тебя, парень, угораздило. – Взгляд старика стал мягче. – А ночуешь-то где? Крыша есть над головой?

– Нашел тут подвал пустой, лежанку сделал, – вздохнул Буторин, не забывая посматривать по сторонам, следить, не привлекает ли он внимания. – Днем хожу, ищу, кому помочь. Хоть за кусок хлеба. Вот к вам пришел, думал, может, рыбаки возьмут в артель.

Виктор таким образом обезопасил себя от лишних расспросов. С одной стороны, тельняшка на нем намекала, что он свой – моряк или рыбак. Но если кто-то заподозрит его в неумелости или незнании морских тонкостей, вполне можно сослаться на то, что не знаю я, откуда у меня тельняшка. В больнице, когда выписывали, кое-какую одежонку собрали. Часто за эти дни в разговоре с незнакомыми людьми он добавлял, что у него и справка из больницы есть… с диагнозом.