Две половинки райского яблока - Инна Бачинская

– Не нужно, – я поднялась со скамейки, но она схватила меня за руку и заставила снова сесть. Я оглянулась – парк был пуст, помощи ждать было неоткуда.

– Не бойся! – Цыганка придвинулась поближе. – Не съем. Слушай, что будет! – Улыбка ее напоминала оскал хищного зверя – сияли снежной белизны зубы, явственно обозначились два острых верхних клыка. Пятна румянца горели на высоких коричневых скулах. – Не упусти фортуну!

– Какую фортуну? – пролепетала я, чувствуя, что вязну, как муха, в ее бессовестных зенках.

– Большую! Сними паутину!

– Какую паутину? – Страх, щекоча лапками, многоножкой пополз вниз по спине.

– Которая застит глаза, – объяснила цыганка. – Открой! И не бойся! Фартовая ты… даже завидно. Но не упусти! Поняла?

– Какой фарт? Что поняла? – бормотала я. Цыганка ввергала меня в состояние липкого обморочного страха.

– Жди! – Она сжала мою руку. – Но смотри… Спроси сердце, чего хочет. Не продешеви! – С этими словами она поднялась, юбки крутнулись веером, звякнули мониста. – Э-э-э-х! – воскликнула она, потягиваясь. – Хорошо-то как! Зима скоро, снегом заметет. Двинемся на юга. Помни, красавица, кто спознается с чертями, узнает и ангелов!

И завихрилась по аллее своими юбками, только ее и видели. Исчезла, как растворилась, среди ярких кленов. Я почти лежала на скамейке, постепенно приходя в себя. Сердце колотилось, во рту пересохло, ладонь все еще чувствовала сильное прощальное пожатие ее жесткой руки. Цыганка появилась ниоткуда, как чужеродное тело, вроде метеорита или болида, сверкнула, ослепила, обдала мороком и исчезла.

Что же она все-таки сказала? Я попыталась вспомнить – что-то про чертей и ангелов. Бессмыслица какая-то. Жди, сказала она. Не упусти свой фарт. Спроси свое сердце. О чем? И еще – не продешеви! Последнее показалось мне самым бессмысленным из всего ее предсказания. Не продешеви!

Минут через десять я настолько оклемалась, что могла уже встать со скамейки. Колени, правда, еще мелко дрожали, и спина была влажной, но это были уже мелочи. Я вышла из парка и пошла вниз по улице. Остановилась у арки-входа в родное учреждение, прислонилась плечом к стене дома. Я не могла заставить себя сделать шаг под арку. От мысли, что через минуту я увижу коллег, у меня свело челюсти. Я не могла вернуться туда! Не могла! Хватит с меня их сплетен, дурацких разговоров, бессмысленной отупляющей работы и писем, которые никто не читает. Хватит хмурой физиономии моей начальницы и одуряющего запаха ее французского парфюма…

Я изо всей силы хватила кулаком по каменной стене, вскрикнула от боли и заплакала. Слезы градом катились по щекам, оставляя холодные дорожки. Я плакала самозабвенно, с удовольствием. Как это я раньше не догадалась поплакать всласть? Домой! И позвонить Зинке, что внезапно заболела. Или не звонить – пусть теряются в догадках, что у меня произошло. И никогда больше не возвращаться. Никогда!

Домой я отправилась пешком, не торопясь, глазея на витрины по пути. Часа через полтора я, наконец, добралась. Настроение было хуже некуда, и я уже жалела, что не вернулась в Союз. Уходить нужно, имея запасной аэродром. Работа в наше время на улице не валяется. Старших экономистов с шестимесячным образованием в природе хоть пруд пруди.

И что же дальше, маленький старший экономист?

Около подъезда стояла кучка старух с базарными сумками. Шли из магазина, столкнулись во дворе и остановились на минутку почесать языки. Часа полтора назад. Старухи возбужденно обменивались информацией.

– Наташ! – окликнула меня баба Капа с нижнего этажа. – Ты ничего ночью не слышала?

Я подошла ближе:

– Ничего, баба Капа, а что?

– Коты выли, как на покойника. Орали, аж мороз по коже!

Я пожала плечами – не слышала. Разве коты воют на покойника?

– И я слышала, – вмешалась басом старуха с усами. – Мой Леонард как с ума сошел, сидел под дверью и тоже орал.

– Что делается, – вздохнула третья. – Може, крысиную отраву раскидали?

– Чего ж он орал-то, – удивилась баба Капа, – он же кастрированный?

– Не знаю, – ответила хозяйка Леонарда. – А только орал и отказывался есть.

– На пользу, – заметила баба Капа. – Уж очень ты его раскормила. Ты, поди, сама того не ешь, что ему покупаешь!

Я, не прощаясь, попятилась и нырнула в подъезд. Коты какие-то… Мне бы ваши проблемы!

Сразу же позвонила Зинке, сказала, что мне стало плохо прямо на улице… и я не смогла вернуться. По наступившей паузе я поняла, что в Зинкиной голове прокручиваются возможные причины моего внезапного недомогания. По тому, как она торопливо произнесла, конечно, конечно, Наташенька, я передам, и повесила трубку, я поняла – она точно знает, почему мне стало дурно. Почему молодой здоровой женщине ни с того ни с сего становится дурно прямо на улице? По одной-единственной причине – женщина эта, скорее всего, в интересном положении! Я представила себе, как Зинка возбужденным конспиративным шепотом излагает свою новость всему отделу, и застонала.

Потом я позвонила Танечке Сидоровой, чтобы обсудить мой безумный поступок и цыганку, но она пробормотала, что страшно занята – Прима в истерике, потому что одна молодая актриса нарочно опрокинула на нее стакан с молоком, когда та была в сценическом костюме. Все ходят на цыпочках, и нужно немедленно спасать платье. Привет, крикнула Танечка, позвоню вечером – и отключилась.

Одна Шеба меня поняла – молча выслушала. Смотрела, чуть улыбаясь уголками рта и ямочками на щеках. Ах, говорили улыбка и ямочки, это все такая ерунда, поверь! Работа… ну, вернешься завтра, подумаешь! Никуда она не денется, твоя работа. А цыганка… да, то еще племя! Но мало ли необычных людей вокруг? На улице ты бы ее и не заметила, а в пустом парке… Человек – стадное животное, пустота ему противопоказана, его так легко напугать. Поэтому вы и сбиваетесь в стаи. А чуть шаг в сторону – ах, страшно, ах, необъяснимо, какой ужас! Не так страшен черт… помнишь? Иди, сделай себе кофе и накорми животное. И не реви, глаза будут красные. Думаешь, у меня легкая жизнь?

Я так и сделала. Анчутка с удовольствием съел манную кашу. Вылизав блюдце, уселся рядом и стал смотреть, как я пью кофе. Розовые уши стояли торчком, глазищи светились, как зеленые светляки где-нибудь… на торфяном болоте. Он был похож на маленькую химеру со старинного здания, каких полно в Вене. Горгулью. Смотрел, не мигая…