Хаос времён года - Эль Косимано

Смеясь, я легонько толкаю его в грудь.

– У меня занятие по испанскому меньше чем через час. – Если Джек и дальше будет так меня целовать, то клянусь Геей, на учебу я не попаду.

Он привлекает меня к себе, схватив за блузку.

– У тебя будет очень веская причина прогулять.

Я вырываюсь из его хватки, встаю и отряхиваю мел с юбки.

– Ты сможешь похвастаться своей физической силой, когда я вернусь домой.

– А что если я хочу продемонстрировать ее прямо сейчас? – Пальцы Джека соскальзывают с моей талии, которая вдруг оказывается вне пределов его досягаемости. Я игриво задерживаюсь взглядом на его груди, потом опускаю глаза ниже и, широко ухмыляясь, встаю в стойку.

– Флёр, – со смехом возражает он, – это не совсем то, что я имел в виду…

Я резко опускаюсь на коврик и сбиваю Джека с ног. Он падает, и, прежде чем успевает среагировать, я усаживаюсь на него верхом.

– Флёр…

Давя на него своим весом, я заставляю его распластаться по коврику. В его глазах вспыхивает что-то злое и дикое.

– Вот, значит, как?

Он подныривает под меня, отбрасывая в сторону, но при этом предусмотрительно контролируя мое падение, когда я плюхаюсь на коврик. Мы возимся, задыхаясь и хихикая, кувыркаясь друг через друга, пока Джек не оказывается сидящим на мне.

– Ты сдерживаешься, – упрекает он, ослабляя хватку, чтобы я могла ускользнуть, но мне это не нужно. Хоть Джек и сильнее меня, но за настежь распахнутыми окнами виллы простирается сад. Я могла бы призвать корни и лианы, чтобы стащить его с себя и подвесить к потолку вверх тормашками, если бы только захотела.

Однако я продолжаю лежать на коврике, и мне становится не до смеха, когда Джек вжимает свои крепкие бедра в мягкое, теплое местечко у меня между ног.

– А может, таким ты мне нравишься больше, – шепчу я.

В том, как он вздрагивает, я замечаю проблеск чувства – того самого, от которого он пытался избавиться, в одиночку нагружая штангу все бо? льшим весом. Его темные волосы падают на глаза.

– Эй, – окликаю я, наклоняя голову так, чтобы поймать его взгляд. Я знаю, почему он столько часов проводит в тренажерном зале. И хотя, не стану отрицать, конечный результат потрясающий, мне больно осознавать, что является причиной такой одержимости. – Я люблю тебя, Джек. Тебя самого. – Я влюбилась в него не из-за его магии. И не разлюбила, когда он ее потерял. Наоборот, мое чувство к нему стало еще крепче от осознания, чего ему стоило от нее отказаться. – Я люблю тебя таким, какой ты есть.

Переплетя свои пальцы с его, я поднимаю наши руки над головой, приближая к нему лицо, точно так же, как тогда на берегу пруда, у тайного домика, в ту ночь, когда у нас случился первый поцелуй, для обоих ставший большим потрясением. Все началось как игра в снежки, два Времени года с хохотом затеяли возню в болотистой траве, и каждому хотелось выйти победителем. Не исключено, что в тот вечер Джек позволил мне взять над собой верх, но это не имело значения, правда же? Ведь в результате наши губы встретились.

– Ты из-за меня опоздаешь. – Джек касается кончика моего носа своим, легонько щекоча губами краешек губ. – Тебе, наверное, нужно подготовиться к занятию.

Его слова растворяются в тумане, который окутывает меня, когда он дотрагивается до моего уха. Его низкий и грубый от желания голос возбуждает во мне восхитительный трепет, и я задаюсь вопросом, осознает ли он, какой властью надо мной обладает. Он способен воспламенить кровь и заставить тело дрожать даже без зимней магии.

– Мы когда-нибудь поговорим о том, что случилось? – спрашиваю я.

Дыхание Джека замирает у моей шеи. Он отстраняется, всего на сантиметр, чтобы посмотреть мне в лицо. Одаривает чересчур бережным поцелуем и высвобождается из моих объятий, лишая ощущения своей теплой тяжести. Он протягивает руку, чтобы помочь мне подняться.

– У меня встреча с Лайоном, а потом я собираюсь на пробежку.

– Куда?

– В парк, – отвечает он, хватая полотенце.

Медленно разгладив руками помявшуюся блузку, я выдавливаю улыбку и большим пальцем указываю себе через плечо на беговую дорожку, которую подарила ему на Рождество. Он ни разу не включил ее с тех пор, как я достала ее из коробки. Стоящая у открытого окна, эта гладкая черная машина напоминает дремлющую кошку.

– Знаешь, от тебя не убудет, если хотя бы разок попробуешь.

– Мне приятнее бегать на улице в одиночку.

Джек заправляет выбившуюся прядь волос мне за ухо. Мы оба понимаем, зачем я совершила эту покупку. Он знает, что я ненавижу бегать и каждое утро отправляюсь с ним на пробежку в парк только потому, что боюсь отпускать его одного. Я беспокоюсь не о себе. Со времени мятежа правила нашего мира изменились. Львиная доля ограничений, которые раньше держали Времена года под контролем, была снята, предоставив нам больше свободы, чем когда-либо прежде. Хотя большинство Времен года благодарны за перемены, я не настолько глупа, чтобы поверить, что не осталось тех, кто по-прежнему верен Майклу и скучает по старым обычаям. Лайон уверяет, что поймал стольких, скольких смог найти, но для непоправимого требуется всего один, а лицо Джека слишком узнаваемо – с тем же успехом он мог бы быть парнем с плаката, призывающего к революции. И как бы мне ни было неприятно это признавать, он уязвим без своей магии. Хоть Даниэль Лайон и даровал Джеку бессмертие, входящее в состав полученного им пакета льгот за роли, которые мы сыграли в свержении Майкла, тот факт, что наши тела не стареют, не означает, что мы не можем быть ранены или убиты. Мы оба должны сохранять бдительность, если хотим пустить здесь корни. А бегать в одиночку в городском парке – как раз из разряда неразумных поступков.

– Почему ты не хочешь пользоваться тренажером? – спрашиваю я, прислоняясь бедром к беговой дорожке.

– Потому что… – Джек проводит рукой по слипшимся от пота волосам, падающим на глаза острыми прядями, и отходит от меня. – Он вызывает у меня клаустрофобию.