Ритм войны. Том 2 - Брендон Сандерсон

– Он уже согласился, – сказал Далинар.

– А вы обговорили условия? Выбрали дату? Не знаю, хотел ли Вражда, чтобы мы узрели это видение. Но в любом случае… Я не думаю, что он достаточно обеспокоен, чтобы согласиться на какие-то определенные правила. Он будет тянуть, заставит тебя сражаться, заставит нас всех сражаться. Вечно. Он может сделать так, что эта война никогда не кончится.

Далинар, сам того не зная, шагнул сквозь витражное стекло и своего двойника.

Ренарину казалось, что его отец не стареет. Даже в самых ранних воспоминаниях Ренарина он был таким – могущественным, непоколебимым, сильным. Отчасти этот образ безупречного офицера-алети создала в его голове мать.

Какая трагедия, что она не дожила до момента, когда Далинар стал именно таким человеком, каким она его себе представляла. Жаль, что Вражда спровоцировал ее гибель. Именно так Ренарин должен был думать о случившемся. Лучше обратить свою боль против врага, чем потерять отца вместе с матерью.

– Я смотрел Вражде в глаза, – сказал Далинар. – Я встречался с ним лицом к лицу. Он ожидал, что я сломаюсь. Отказавшись, я разрушил его планы. Это означает, что он может быть побежден – и, что не менее важно, это означает, что он не всезнающий и не всеведущий.

– Да, – сказал Ренарин, проходя по битому стеклу, чтобы взглянуть на огромное изображение Вражды. – Я не думаю, что он вездесущ, отец. Да, часть его находится повсюду, но он не может получить доступ к этой информации – как Буреотец не в силах познать все, к чему прикасается ветер. Я думаю… Вражда может видеть то же, что и я. Не события или сам мир, а возможности. Эта война опасна для нас, отец. В прошлом Вестники организовывали наши силы, сражались с нами какое-то время, но потом уходили, чтобы запереть души Сплавленных в Преисподней, не давая им перерождаться. Таким образом, каждый Сплавленный, которого мы убивали, был настоящей жертвой. Но Клятвенный договор нарушен, и Сплавленных нельзя запереть.

– Да… – сказал Далинар, подходя к Ренарину. – Я и сам об этом думал. Пытался определить, есть ли способ восстановить Клятвенный договор или каким-то иным способом вселить страх в наших врагов. Как мы, так и Вражда очутились в неизведанных землях. Должно быть, в этой новой реальности есть нечто сбивающее его с толку. Ты видишь что-нибудь еще?

«Видишь грядущую тьму, Ренарин? » – спросил Глис.

– Трения между тобой и Враждой. – Ренарин указал на витраж. – И черноту, которая портит красоту окна. Она словно болезнь, заражающая вас обоих, проступает по краям.

– Любопытно, – сказал Далинар, глядя туда, куда указывал Ренарин, хотя видел только пустой воздух. – Интересно, узнаем ли мы когда-нибудь, что это такое?

– О, это легко, отец, – сказал Ренарин. – Это я.

– Ренарин, я не думаю, что ты должен видеть себя таким…

– Не пытайся защитить мое самолюбие, отец. Когда мы с Глисом сблизились, мы стали… чем-то новым. Мы видим будущее. Сначала я не понимал, в чем моя роль, но потом начал это осознавать. То, что я вижу, ослабляет способности Вражды. Поскольку я вижу варианты будущего, мое знание меняет то, что я буду делать. Поэтому его способность видеть мое будущее понижается. Любого близкого мне человека ему трудно прочесть.

– Меня это утешает. – Далинар обнял Ренарина за плечи. – Кем бы ты ни был, сынок, это благословение. Может, ты не похож на других Сияющих, но все равно сияешь. Ты не должен скрывать ни это, ни своего спрена.

Ренарин смущенно опустил голову. Отец знал, что нельзя прикасаться к нему слишком быстро, слишком неожиданно, так что дело было не в руке, обнимающей его за плечи. Просто… Ну, Далинар так привык делать все, что ему заблагорассудится. Даже книгу написал!

Ренарин не питал иллюзий, что все его примут. Он и его отец могли быть одного ранга, из одной семьи, но Ренарин никогда не умел маневрировать в обществе так, как Далинар. Правда, его отец временами «маневрировал», как чулл, марширующий сквозь толпу, но люди все равно убирались с дороги.

С Ренарином было не так. Жителей Алеткара и Азира тысячи лет учили бояться и осуждать любого провидца. Они от этой идеи так легко не откажутся, особенно ради Ренарина.

«Мы будем осторожны, – подумал Глис. – С нами все будет хорошо».

«Мы постараемся», – подумал Ренарин.

Вслух он просто сказал:

– Для меня очень важно, что ты веришь в это, отец.

«Ты его спросишь? – проговорил Глис. – Про моих братьев и сестер? »

– Глис хочет кое-что добавить. Существуют другие спрены, как он, – те, кого Сья-анат коснулась, изменила, превратила… в то, чем являемся мы.

– Она искажает спренов – это неправильно.

– Отец, но если я – благословение, как мы можем отвергать остальных? Или осуждать ту, которая их создала? Сья-анат не человек и мыслит не как человек, но я верю, что она пытается найти путь к миру между певцами и человечеством. По-своему.

– И все же… Я почувствовал прикосновение одного из Несотворенных, Ренарин.

«И ты по одному судишь о других? »

Впрочем, вслух Ренарин ничего не сказал. Люди слишком часто говорили первое, что пришло на ум. Он вместо этого подождал.

– О скольких искаженных спренах мы говорим? – наконец спросил Далинар.

– Всего лишь о горстке. Она не изменяет разумных спренов без их согласия.

– Что ж, это полезно знать. Я подумаю над этим. Ты… поддерживаешь с ней связь?

– Уже несколько месяцев. Глис беспокоится, что она стала такой молчаливой, хотя ему кажется, что сейчас она где-то рядом.

«Она создает из нас фракцию, которую не любят ни люди, ни Вражда, – объяснил Глис. – Без дома. Без союзников. Ее могут уничтожить и те и другие. Нужно больше. Таких, как ты и я. Вместе».

Витражи вокруг Ренарина начали осыпаться. Потребовались усилия Глиса и буресвет, чтобы их воссоздать, и спрен явно устал. Мир Ренарина постепенно стал нормальным.

– Дай мне знать, если она свяжется с тобой, – сказал Далинар. – И если опять случится приступ, приходи ко мне. Я немного знаю, что это такое, сынок. Ты не так одинок, как, вероятно, думаешь.