Ритм войны. Том 2 - Брендон Сандерсон

– Я думаю, чем ближе я к твоему миру, тем больше вариантов того, чем я могу стать, как измениться.

Ей, похоже, понравилась эта идея; она села и начала менять оттенки платья, затем и вовсе сделала его не синим, а зеленым. Каладин закончил поить Тефта с помощью шприца и рассмотрел штуковину получше. На боковых металлических сторонах обнаружились глубокие отпечатки пальцев. Красноречивая деталь. Шприц сперва вылепили из воска, а потом превратили в металл.

– Ты сказала, больше вариантов… – проговорил Каладин. – А в шприц сможешь превратиться? Мы уже говорили о том, что ты могла бы становиться другими инструментами.

– Думаю, я справлюсь. Если бы я могла прямо сейчас проявиться как клинок, то изменила бы форму, чтобы стать такой. Я думаю… если ты это вообразишь, а я поверю, мы сумеем сделать еще больше. И…

Она замолчала, услышав снаружи слабый скрежет из-за двери. Каладин тут же потянулся за скальпелем. Сил насторожилась, взмыла над ним светящейся лентой. Каладин подкрался к двери. Он прикрыл драгоценный камень в стене с этой стороны куском ткани. Он не знал, можно ли увидеть самосвет из коридора, но не хотел рисковать.

Снаружи раздались чьи-то шаги. Кто-то осматривал дверь?

Каладин принял внезапное решение: просунул руку под ткань и прижал ее к камню, приказывая открыться. Стена раздвинулась. Каладин приготовился выпрыгнуть и напасть на певца в коридоре.

Но это был не певец.

Это был Даббид.

Скромный мостовик в заурядном наряде отступил от двери, когда она распахнулась. Увидев Каладина, он кивнул, ничуть не удивленный.

– Даббид? .. – проговорил Каладин.

Кроме Рлайна, Даббид был единственным настоящим мостовиком, который не проявил силы ветробегуна. Так что вполне логично, что он не заснул. Но как ему удалось найти дорогу сюда?

Даббид протянул ему горшок с чем-то жидким внутри. Каладин понюхал.

– Бульон? Как ты узнал?

Молчун указал на кристаллическую линию на стене, где начал мерцать огонек спрена башни. Удивительно; он не просто не говорил, но вообще не часто выдавал какие-нибудь сведения добровольно.

Неловко удерживая горшок, Даббид скрестил запястья, изображая салют Четвертого моста.

– Я так рад тебя видеть. – Каладин провел друга в комнату. – Откуда у тебя бульон? Ладно, забудь.

Даббид был одним из первых, кого Каладин спас, когда начал оказывать медицинскую помощь мостовикам. В то время как раны Даббида зажили, его боевой шок был самым сильным, который Каладин когда-либо видел.

Как бы то ни было, это был изумительный сюрприз. Каладин беспокоился о том, как он оставит Тефта. Если Каладин погибнет на задании, это будет смертным приговором и для ворчливого сержанта. Если только кто-то еще не узнает о нем.

Он усадил Даббида, показал ему, как пользоваться шприцем, и велел покормить Тефта. Каладину было неприятно заставлять немого мостовика работать, едва тот прибыл, но – по внутренним часам Сил – надвигалась ночь. Пришла пора действовать.

– Я объясню больше, когда вернусь, – пообещал Каладин. – Даббид, ты можешь открыть эту дверь? На случай, если понадобится принести еще еды и воды.

Даббид подошел и положил руку на самосвет двери; она открылась для него так же легко, как и для Каладина. Это было несколько тревожно. Каладин коснулся граната на стене.

– Спрен башни? – позвал он.

«Да».

– Есть ли способ запереть эти двери, чтобы их не мог открыть кто попало?

«Когда-то их можно было настроить на отдельных личностей. Теперь я вынужден просто оставить дверь доступной кому угодно или запертой от всех».

Что ж, приятно знать, что в крайнем случае он сможет попросить Сородича запереть эту комнату. Пока что хватит и того, что Даббид сумеет войти и выйти.

Каладин кивнул Сил, оставил один самосвет, чтобы Даббид не сидел в темноте, и выскользнул в коридор.

Навани попросила Каладина понаблюдать за Клятвенными вратами вблизи, когда они будут активированы. Узнать, почему они функционируют, в то время как другие фабриали – нет.

К сожалению, Каладин сомневался, что сможет спуститься на плато Клятвенных врат, пробравшись через коридоры башни. Да, он добрался до уединенного монастыря на четвертом этаже, но это было далеко от густонаселенных первых двух уровней. Даже если бы люди не оказались под замком в своих комнатах, Каладин не мог прогуливаться незамеченным. Каладин Благословенный Бурей привлекал внимание.

Вместо этого он хотел попробовать пробраться по внешней стороне башни. Прежде чем научиться летать, он прилеплял камни к стене пропасти и карабкался по ним. Он полагал, что мог бы сделать нечто подобное и сейчас. Враг явно приказал Небесным оставаться внутри, и мало кто выходил на балконы.

Поэтому, когда наступили сумерки, он вышел на балкон на десятом этаже. Он привязал к поясу мешок и засунул в него четыре щетки, взятые из монастыря. Перед этим он скальпелем срезал щетину, сделав щетки плоскими спереди и рассчитывая держаться за изогнутые ручки.

Каладин не мог применить полное сплетение к собственным ладоням, чтобы приклеивать их к чему-либо. Лопен постоянно цеплял одежду или волосы к полу, но кожа Сияющего была невосприимчива к силе. Возможно, Каладин мог соорудить какие-нибудь рукавицы, но ручки щеток показались ему крепче.

Он высунулся с балкона и проверил, не смотрит ли кто. Уже темнело. Он сомневался, что кто-нибудь сможет разглядеть его во мраке, если он не впитает слишком много буресвета. Если вливать силу в основном в щетки, прикрепленные к стене, он не будет светиться так сильно, чтобы его заметили. По крайней мере, пробираться через заселенные этажи было бы куда рискованнее.

Лучше сперва попробовать и убедиться, что это не опасно. Каладин взял одну щетку, наполнил буресветом и прижал плоской стороной к колонне на балконе. Закрепив щетку, он смог на ней повиснуть, болтаясь, и она не оторвалась – ручка выдержала.

– Годится, – сказал он, забирая буресвет, потраченный на сплетение.

Он снял носки, но надел ботинки. В последний раз оглядел окрестности, высматривая Небесных, затем перебрался через ограждение балкона и замер на маленьком выступе снаружи. Посмотрел вниз, пытаясь разглядеть камни, которые терялись в вечерних сумерках. Он как будто стоял на краю вечности.

Ему всегда нравилась высота. Еще до того, как стать Сияющим, он чувствовал некое родство с открытым небом. Пока он стоял вот так, что-то внутри его возжелало прыгнуть и ощутить силу ветра. Это не был самоубийственный порыв, не теперь. Это был зов чего-то прекрасного.