Клинки и крылья - Юлия Пушкарева

Семья Бадвагура жила прямо за этой статуей, а ещё чуть дальше находилось Святое место. Кетха вздохнула, признавая своё поражение, и подняла голову: ей нет необходимости прятаться.

– Да благословит Катхаган твой молот, Котр, сын Бадвагура, – сказала она. Проклятая необходимость произносить это имя; хорошо, что сейчас не видно, как она покраснела. Бадвагура назвали в честь деда – распространённый обычай в Гха’а.

В темноте голос Кетхи звучал тоненько и как-то беззащитно; оторвавшись от наковальни, старый Котр посмотрел на неё. Точнее, сначала куда-то вдаль – в сторону чёрных точек пещер, виднеющихся вдали. В клане Кетхи их величали Приютом Нетопырей, а в клане Бадвагура – Ноздрями Скал (вариант родного клана, конечно, нравился Кетхе больше).

Наконец нащупав её полуслепыми глазами, старый Котр отёр пот со лба. Его волосы – курчавые, как у сына, и белые, будто жирное козье молоко, которое мать Кетхи ставит на стол к ужину, – промокли от долгой работы. Кетха не видела старика очень давно – безумно, непозволительно давно, если учесть, что провела в доме Котра почти всё детство. Это произошло не по её вине, но сейчас ей стало стыдно… И ещё она поняла, что скучала не только по Бадвагуру, но и по его отцу – единственному обитателю этого незрачного дома, который одной из стен привалился к кузнице.

– И тебе добра в каждом деле, Кетха, дочь Кольдара, – тускло откликнулся Котр. Кетхе показалось, что он не сразу вспомнил её имя. Ничего удивительного: в последние луны старик был так медлителен и погружён в себя… Большая, тёмная тягота томила его изнутри – в чём-то та же, что саму Кетху.

– Отчего ты так поздно работаешь? – нерешительно спросила Кетха. Старик выглядел одиноким и потерянным, ей хотелось обнять его. А ещё, конечно же, щипало женское любопытство: Котр успел встать так, чтобы закрыть от неё наковальню и то, что лежало на ней, – почти готовое.

– Отчего ты так рано не в родительском доме? – в тон ей прогудел Котр. В лукавом прищуре его глаз – карих и тёплых, как у Бадвагура, – Кетха узнала родное, давно знакомое выражение. – Девушкам не полагается бродить по городу в темноте.

– А кузнецам – будить соседей шумом.

Котр не ответил. Словно позабыв о присутствии Кетхи, он повернулся к наковальне и поднял с неё что-то длинное – необычайно длинное и громоздкое, учитывая его рост, невеликий даже по меркам агхов. По-молодецки крякнув, замахнулся (Кетха отшатнулась) и погрузил выкованное, всё ещё обжигающе горячее оружие в бадейку с водой, поджидавшую тут же. Раздалось сытое шипение, и над водой поплыли клубы пара. Кетха робко подступила поближе.

– Это меч, шохн Котр? .. Ты не успел выполнить заказ для кого-то из воинов? – Котр всё молчал, поэтому она осмелилась предположить другое: – Или, может, людские рыцари снова стали присылать заказы на оружие? ..

А скорее всего, это меч для брата Бадвагура… Он давно служил в страже Гха’а и готовился, если верить слухам, пойти наёмником на поверхность, на людскую войну. Но только – тут Кетха совсем встала в ступор – меч всё-таки просто гигантский для него.

И, кроме того, почему Котр куёт его по ночам – так, будто это секрет?

Неужели? ..

Котр распрямился и гордо поднял клинок над головой; блеск стали резанул Кетху по глазам, как грозовая молния. С восторженным ужасом она смотрела, как тонко и прочно лезвие лежит у кузнеца в руках, как стремительно оно сужается к концу, как упруго круглится позолоченное навершие… Котр тщательно выдавил ямку на рукояти, но пока она пустовала – дожидалась своего камня. Почему-то Кетха не сомневалась, что он будет красным: рубин или гранат, похожий на кровь.

– Это меч для меня, о девушка, – медленно проговорил Котр – дряхлый старик, который теперь выглядел совсем не по-старчески. – Длинный меч, как ковали раньше… Для меня или моего младшего сына, когда он вернётся. А ещё – для любого, кто захочет отстоять правду.

– Правду? – пробормотала Кетха. Она начинала понимать, но не верила своему счастью. – Так на самом деле ты не веришь в предательство Бадвагура? Не веришь в его преступление? ..

– Я его отец, – с достоинством вождя сказал Котр, опуская меч. – Как я могу не верить в него? Как могу не желать его спасти? И как могу, – (тут карие глаза из тёплых стали ледяными – в Бадвагуре она никогда не видела такой ненависти), – смириться с тем, что творит твой брат и его сторонники? .. Нет, Кетха. – (Котр опять ссутулился, без всякого желания возвращаясь к обычному облику. Запоздалая искра, взметнувшись от наковальни, высветила двери кузницы у него за спиной). – Нет больше моих сил выносить позор, которому отдался наш народ. Страх волочет нас за собой, как козлят на убой.

Раньше Кетха не слышала, чтобы старый Котр говорил так долго (больше десятка слов за раз, подумать только! .. ), а самое главное – с такой горечью. Она прижала руки к груди, стараясь сдержать глупые, внезапно нахлынувшие слёзы; но перед глазами уже мерцала туманная пелена.

– Страх перед королевой Альсунга?

– О да. Страх перед королевой Хелтингрой, белой ведьмой… И теми древними силами, которым она служит, – Котр с отвращением потряс головой, не выпуская меча. – Твой Тингор и много кто ещё – да что там, почти все – думают, что мы не сможем им сопротивляться. Что биться против Альсунга в новой войне нет никакого смысла. А я думаю и вижу другое. – (Он любовно провёл заскорузлым ногтем по рукояти – в точности как Бадвагур водил по своей резьбе). – Никогда ещё агхи не были безропотными козлятами. Никогда не предавали тех, с кем были в союзе – даже если это «всего лишь Ти’арг», как говорит вождь Далавар… Раз ты увидела меч, я не стану больше скрываться, дочь Кольдара. Скоро придут большие перемены. Скоро все, кто захочет, смогут сражаться за свою свободу против тёмного колдовства.

– То есть… поддержать врагов Хелт?

– Вот именно, – кивнул Котр. – И дело моего сына. Чтобы он вернулся сюда оправданным… И чтобы смог взять в жёны одну упрямую, надменную девчонку. Ту, что ни разу не удосужилась заглянуть к нам за всё это время. Ты случайно не знаешь такую, дочь Кольдара? ..