Сердце разбитой кометы - Татьяна Луганцева

Тоня встретила мужчину и влюбилась в него без памяти, вот так банально. Он был красив, высок, великолепно сложен, ухожен, с проницательным взглядом темно-серых глаз и обаятельной улыбкой. К тому же умен и с потрясающим чувством юмора. Константин Михайлович Боровицкий красиво ухаживал, одаривал Тоню знаками внимания и приятными сюрпризами, то есть занимался запудриванием мозгов, постепенно и аккуратно, а не нахрапом, рискуя сразу же получить отказ. В общем, вел себя так, как с ней и надо было. Словно знал Антонину всю жизнь. На ее день ангела Константин Михайлович подарил Антонине роскошный букет и пригласил по-дружески в ресторан, где, по сути, замутил ей голову разговорами, а потом пустил в ход умелые комплименты и нежные прикосновения – дотронулся невзначай до коленочки, чуть коснулся плеча, провел по руке… И сердце Антонины дрогнуло, а вместе с ним поплыло и сознание, доселе твердое. То есть к сорока годам, как говорится, «девочка созрела».

Вулкан страсти накрыл Антонину с головой. Она засыпала с мыслями об этом мужчине и просыпалась с мыслями о нем. И между просыпанием и засыпанием она тоже думала о Боровицком. Самым страшным для Антонины оказалось то, что Константин был женат, но даже это она проглотила, потому что влюбилась серьезно и навсегда, как тогда решила. Закрыв на былые принципы глаза, утихомирив кровоточащую от ревности к жене рану на сердце, Тоня согласилась отдаться любимому и душой, и телом!

Даже Марина не стала смеяться на подругой и подкалывать по поводу ее непогрешимости. «Пусть Тоня станет любовницей этого негодяя. Он очень давно в браке, какие у него отношения с женой, никто не знает. Может, уже подустали друг от друга? Никто никого осуждать не будет… Все может быть… Пусть и Тоня получит свою порцию женского счастья. Он так красиво, достойно ухаживал, что вряд ли она нужна ему на один раз. Это убьет Тоню. Но я искренне хочу, чтоб у Тони получился красивый роман и она почувствовала бы себя женщиной. В конце концов, перестала бы строить воздушные замки и занялась своим семейным благоустройством! И кто знает, может, у нее еще все и сложится? Лучше поздно, чем никогда! » – думала Марина о вымученных и поздних любовных отношениях подруги. Конечно, она желала ей счастья и очень переживала за нее, иначе не была бы подругой.

А вот Антонина с того самого дня вступила на очень скользкую и опасную для себя дорожку. Но, конечно, она даже не догадывалась об этом и не знала еще, куда ее вывезет кривая, пребывая в состоянии непрерывной любовной эйфории.

Секс с Константином поразил Тоню новизной ощущений, но и разочаровал. Ей все представлялось совсем не так. Она думала, что будет пребывать в неге и купаться в нежности и поцелуях. Константин же был очень груб, отстранен и холоден. Почему-то не было «жарких поцелуев» и «пылких объятий», о которых она читала в любовных романах, взглядов «глаза в глаза» и пламенных речей. Не было ничего того, что она себе напридумывала. Когда Антонина робко намекнула Константину, что хочет, чтобы он ее поцеловал, мужчина фыркнул:

– Я целую только жену! Чужих женщин не целую. Я в жизни частенько оказывался в постели с профессионалками, они меня этому и научили! Ни доли привязанности к женщине на стороне не может быть. Поцелуи исключены, – ответил он Тоне, ввергая ее в шоковое состояние.

«Может, так и надо? Я же знала, что он женат, и не могу на него обижаться… Константин мне ничего не обещал», – успокаивала себя Антонина, продолжая любить его всем сердцем и душой, да и телом тоже. При этом Боровицкий позволял себе нелицеприятно отзываться о ее способностях именно в постельном плане.

– Ты не очень активно себя ведешь, – говорил он ей тоном учителя физкультуры, который заметил бессильно повисшего на турнике ученика.

– Что мне делать? – терялась Тоня.

– В твоем возрасте уже надо понимать, что делать. Опыт должен быть, – отчитывал он ее как школьницу, и в его голосе сквозили раздражение и разочарование.

– Ты же знал мою историю, – робко пищала она, чуть не плача. – Я неопытная, я не обманывала…

– Знал, – задумчиво соглашался Константин, – но не думал, что настолько все запущено. Я раньше все по молодым девкам гулял, там хоть тело было…

Антонина лишь нервно дергала плечиком.

– Ты меня должна слушать и подчиняться, – продолжал он с каменным выражением лица.

Слово «подчиняться» для Тони прозвучало просто каким-то средневековым приговором, но она и это ему прощала в своей любовной слепоте. Занятия любовью с Константином напоминали занятия фитнесом, которым Антонина занималась примерно месяц и бросила из-за природной лености. Тоню не покидало чувство, что ее тело используют как тренажер и еще прикрикивают, чтобы «снаряд» не уклонялся от заданной позиции и держал «стойку», то есть «штатив», в напряжении. Физически эти сексуальные упражнения для Антонины не были неприятны, но были сложны и требовали предельной концентрации внимания от «гимнастки», а следовательно, не могли принести полного расслабления и удовольствия. Да и «физрук» оказался строг. Со свиданий с Константином Антонина приходила разбитая, уставшая и опустошенная. Опытная подруга Марина, видя состояние Тони, недоумевала, что с ней происходит?

– Ты же вроде влюблена. Должна летать, словно на крыльях… У тебя глаза должны светиться от счастья… – осторожно начала она разговор.

– Да? – удивленно спросила Антонина, нервно оборачиваясь, словно в поисках крыльев, которые у нее должны были вырасти, но так и зачахли в зачаточном состоянии.

– А как же! Сейчас самый романтичный конфетно-букетный период! Для тебя такие отношения в новинку. Ты должна быть, по крайней мере, радостной, воодушевленной! Потому что про понятие «счастье», крутя любовь с женатым мужчиной, сразу можно забыть. Но хотя бы приподнятое настроение у тебя должно быть. А ты ходишь с таким видом, словно играешь в фильме «Угрюм-река», причем эту самую Угрюм-реку во время паводка. Я тебя не узнаю! Я твоего Костика уже заочно ненавижу, он, негодяй, вытягивает из тебя всю жизненную энергию и ничего не дает взамен.

– Я не замечаю, – отводила глаза Антонина, понимая, что подруга в чем-то права.

– Все ты замечаешь! Глупой ты никогда не была! А глядя на твои припухшие веки, могу предположить, что ты еще и плачешь непрерывно, – продолжала Марина.