Кощеева невеста - Алан Чароит

– Тогда не хочу смотреться, – всхлипнула Даринка. – Ой, ты чего это делаешь?

Василиса как раз распустила ленту и принялась расплетать косы сестры, высунув от усердия кончик языка.

– Как это «чего»? Причёску невесты, конечно, – она взлохматила рукой густые каштановые волосы (ох, и завидно: ей бы самой такие! ).

– Но я их потом не расчешу-у-у, – заныла Даринка, но Василиса в ответ грубо шикнула на неё:

– Цыц! Я помогу. Потом. Когда всё это закончится и Кощей уйдёт. Эй, что там у нас внизу творится? – она обернулась к застывшей в дверях Злате.

Старшая сестрица в снаряжении невесты участия не принимала: вместо этого отправилась посидеть на лестницу, послушать чужие разговоры и сейчас как раз вернулась, запыхавшаяся, с новостями.

– Он приехал, девочки! И Жаб этот лупоглазый вместе с ним. Оба расфуфыренные, как на праздничек: в шелках, в мехах, в жемчугах. Батюшка их за стол усадил, пирогами потчует, бражку налил, только Кощей не ест, не пьёт, только талдычит, мол, где же его невестушка, краса ненаглядная, лебедь белая…

Даринка ахнула, закрыв рот рукой. На ладошке остался отпечаток перемазанных в саже губ.

– А батя на это что?

– Говорит, мол, наряжается: это ж бабы, их завсегда долго ждать приходится. Зато чем дольше ждёшь, тем сильней потом радость встречи. Кощей зубами скрипит, вертится на лавке, как будто бы шило у него в седалище воткнуто, но пока терпит и только когтями так по столешнице «клац-клац».

Василиса невольно поёжилась, а у Даринки глаза расширились на пол-лица.

– У него ещё и когти?

– Ну, ногти, конечно, – поёжилась Злата. – Только уж длинные очень.

– А как он вообще выглядит? – Даринка понизила голос до шёпота, и Василиса затаила дыхание – ей тоже было страсть как интересно.

– Высокий, худой, лицо смуглое, а кожа как будто на скулы натянута и нос крючком – в общем, на коршуна похож. Глаза чёрные, как два потухших уголька. И волосы тоже тёмные, густые, назад зачёсаны да в длинный хвост забраны, наподобие конского. Не старый, как наш батюшка, но и не молодой – на вид так и вообще не скажешь, сколько ему лет.

– Да уж наверняка не одна сотня, – Василиса принялась с удвоенной силой запутывать Даринкины волосы. – Он же, как-никак, бессмертный!

– Злат, а он очень страшный? – Даринка шумно втянула носом воздух.

– Не урод, если ты об этом. Но, знаешь, от него таким холодом веет… могильным. Смотришь, и сердце сразу в пятки – ух!

– Ух… – эхом повторила младшая из сестёр и сжала губы в тонкую линию. – Девоньки, я к нему не выйду! Хоть ешьте, хоть режьте. У меня поджилки трясутся и заплетык языкается.

– Ты хотела сказать: «Язык заплетается»? – Василиса, не удержавшись, фыркнула.

– Ой! Ну, вы поняли. В общем – нет! Лучше я со второго этажа выпрыгну – авось не убьюсь! Где же Ванечка мой ненаглядный? Почему не приходит за мной? – она бросила встревоженный взгляд за окно в ночную тьму.

Василиса взяла сестру за подбородок и развернула к себе:

– Ну подумай ты головой хоть немного: разве сдюжит Ванька супротив Кощея? Куда ему с бессмертным тягаться? А тебе оплакать его не терпится, что ли? Ещё свадьбу не сыграв, вдовою стать?

– Драться я бы и сама его не пустила, – насупилась Даринка. – А вот сбежать – сбежала бы. Хоть прям щас!

– Мы уже говорили, что Кощей не успокоится, пока вас не найдёт, – Злата потрепала сестру по щеке и украдкой вытерла испачканные в саже пальцы о скатерть на столике.

– Не придёт твой Ванька, – безжалостно добавила Василиса, сплетая руки на груди. – Можешь даже не надеяться.

– Это ещё почему? – ахнула Даринка. Её глаза наполнились слезами. Ну всё, теперь точно не сдержится, заревёт.

– Да потому что спит он богатырским сном и храпит так, что аж занавески развеваются. Хлебнул лишку, наверное! – Василиса усмехнулась, но на душе вдруг стало пакостно, а во рту опять появился горький полынный привкус.

Сестрица поникла, даже «воронье гнездо» на голове и лицо, перемазанное в саже, не могли скрыть её горя.

– Как он мог? В такой момент!

– На себя надеяться нужно. И на нас со Златкой тоже – мы тебя в обиду не дадим, – Василиса с усилием сглотнула едкую горечь.

Она обязательно расскажет Даринке, что Ванюша ни в чём не виноват: что не напивался допьяна и не бросал свою возлюбленную на произвол судьбы – но не сейчас, а потом, когда всё будет позади. Иначе откуда сестрица возьмёт силы, чтобы сопротивляться Кощею и сыграть кикимору невоспитанную? Они со Златой сделали всё, что могли, – дальнейшее же зависело от самой Даринки. Ей нельзя было не справиться.

– Помни: веди себя так, чтобы самой тошно делалось, – Василиса скрестила пальцы на удачу, чмокнула сестру в макушку и легонько подтолкнула в спину. – Ну, иди!

И Даринка пошла на подкашивающихся ногах. Мешковина волочилась за ней, оставляя на полу обрывки нитей, в волосах застрял мусор и опилки, на грязных щеках виднелись мокрые дорожки от слёз. Да, пожалуй, даже пугало огородное показалось бы Кощею краше, чем его наречённая!

Василиса улыбнулась, довольная своей работой.

Появление Даринки произвело неизгладимое впечатление. Отец нервно икнул, со звоном выронив из рук ложку, Мокша подавился пирогом и зашёлся в приступе квакающего кашля, и только Кощей даже бровью не повёл.

– Долго же мне тебя ждать пришлось, Дарина Прекрасная. Ну что же ты стоишь? Садись, в своих ногах правды нет, – он говорил, рубя фразы, как человек, привыкший командовать, и вдобавок слегка шепелявил, отчего низкий вкрадчивый голос казался похожим на змеиное шипение.

Чёрные глаза-угли смотрели властно и цепко. На пальцах поблескивали самоцветные кольца, а грудь украшала золотая цепь с крупным рубином в ажурной оправе. Бархатный черный кафтан был отделан волчьим мехом, из-под него виднелись рукава алой нижней рубахи. Пояс из наборных пластин (судя по всему, тоже золотых) позвякивал всякий раз, когда Кощей наклонялся или елозил задом по скамье. И правда, шило у него в одном месте, что ли? И спина прямая, будто бы оглоблю проглотил.