Город ноль - Татьяна Алексеева

Нарисованная братцем картина только сильнее подтачивала мое желание провести эти и все последующие выходные как можно дальше от «Лесного янтаря».

В комнату вошла Маря. Порылась в комоде, нашла запасную зарядку для планшета и сразу ушла, не забыв прикрыть за собой дверь. Я вздохнул и перевел взгляд на экран ноутбука, где на фотографии с выкрученной яркостью супился обиженный статьей политик в сером костюме и безупречно повязанном галстуке цвета металлик.

– Чего вздыхаешь? Я же чувствую: хочешь приехать! Игорек, давай не дури. Не ссорься с женой, зачем ты ее расстраиваешь? Здесь вы мигом забудете о своем разногласии. Назад вернетесь счастливые и довольные, как из медового месяца, это я вам гарантирую.

– Я уже составил планы на эти выходные.

– Это какие? – удивился братец. – Маря ничего не говорила.

– Пересажу папоротник, – брякнул я первое, что пришло на ум, вспомнив об одиноком зеленом жильце на балконе.

Рубена это очень рассмешило. Мои слова вообще часто поднимают ему настроение.

Я глянул на часы и понял, что разговор пора сворачивать. Рубен от своего не отступится, он обладает хваткой и настойчивостью адвоката и привык биться до конца – одинаково в делах и спорах. Мне всегда было тяжело разговаривать с ним. Он из тех людей, которые не прилагают никаких усилий для отстаивания своей позиции. Даже если он не до конца разобрался, о чем речь, его спасает нерушимая уверенность в собственной правоте и талант красиво завязать словцо, переговорить любого. Имея на руках все козыри, я проигрываю, потому что не умею отстоять свое мнение. Никогда не умел. Не только Рубен, но любой, у кого подвешен язык, победит меня в первом же раунде.

– Сейчас закваска совсем другая, крепче и гуще. Нельзя просто так отмахнуться и сказать: ай, ладно, переживем. Если ты еще не понял, Игорек, твоя жена собирается уехать из города на все выходные. Ты не должен отпускать ее одну, это вредно для ваших отношений и ни к чему хорошему не приведет.

– Вредно для наших отношений.

– Именно. Не пускай это на самотек, иначе отдалитесь друг от друга, и никакой сердцевед вам не поможет.

Сердцеведами Рубен называл психотерапевтов. Слово «мозгоправ» казалось ему грубым, ведь с одним из них он давно водил дружбу. Рубену после расставаний удавалось сохранить со своими подругами теплые дружеские отношения. И когда они распахивали перед ним душу и жаловались, как сложно опять с кем-то сойтись, он в ответ протягивал визитку хорошего сердцеведа, чьими советами часто пользовался в своей работе.

– Не вижу ничего преступного в желании двух людей провести выходные порознь. Как будто никто так не делал до нас.

– В этом нет ничего дурного, но только если по обоюдному согласию.

– Мне больше нечего добавить, Рубен. Ты меня не переубедишь. Побереги силы для нового дела, когда оно у тебя там будет…

– В среду деловой ужин в «Де Марко», – немедленно сообщил Рубен.

– Я так и думал. Удачи тебе с ним. Но в эти выходные меня не жди. Добрых снов.

Я отнял трубку от уха, не обращая внимания, что она продолжает бормотать голосом Рубена, и отсоединился.

Завидовал ли я ему? Нет. Но избегал. Помладше был, – робел перед его решительностью и напором. Потом начал потихоньку отдаляться, и теперь уже так от него отрезан, что общего между нами только и осталось, что фамилия да отчество. Даже детских воспоминаний на двоих едва-едва наберется. Он жил и учился в элитной форинской гимназии, завоевывал кубки на спортивных состязаниях и разъезжал со школьными экскурсиями по всему свету, а я, хилый и болезненный мальчик, и шагу не мог ступить, не вывихнув лодыжку, поэтому мне строго-настрого запрещали любое перенапряжение. По словам родителей, младшенький у них с рождения не отличался крепким здоровьем, такой слабенький всегда был, такой крохотуля, ну как оставить его одного без постоянного ухода и заботы?

4

За тестами засиделся до глубокой ночи, да так и уснул в спальне для гостей. Когда продрал глаза и выполз на свет, в квартире уже никого не было. Маря уехала и даже не разбудила меня, не попрощалась. Я прошел на кухню и мимоходом глянул на стол и холодильник. Записки нет. И в телефоне пусто. Это не вызвало обиды или злости, но на душе стало пакостно. Обычно наутро чувствуешь просвет в мозгах, но у меня будто тучами все заволокло. Я помаялся по квартире, перекладывая вещи с места на место, постоял у окна в нашей спальне, потом на всякий случай проверил шкаф. Маря забрала одежду только на три дня. Даже не представляю, что было бы, найди я полки пустыми. До сих пор не знаю.

Прокручивая в голове вчерашнюю ссору, я старался понять ее значение, выделить для нее какую-то ступень. Что это – преддверие конца, сам конец или та стадия брака, когда двое по обоюдному молчаливому согласию начинают жить каждый своей жизнью, вспоминая друг о друге только во время обеда или ужина – передай хлеб; где соль? – или во время финансовых трудностей? Избегая случайных прикосновений и только по ночам случайно задевая друг друга во сне локтем или пяткой.

Меня это не устраивало. Но и жить как ни в чем не бывало, позабыв о той сцене, обо всех словах, о том презрении, с которым она говорила, смотрела на меня, я тоже не мог. Мне предстояло принять какое-то решение, но как понять, куда идти? Я тщетно озирался в поисках указателя, а сам отказывался прислушаться к тем мыслям, которые давно брезжили в моей голове.

На улице стояла отличная майская погода. Я вспомнил наши с Марей планы на выходные, сладость последнего примирения, сделал чай и в самом скверном настроении засел за ноутбук. Поделал тесты, скачал для личного развития учебную литературу по детской психологии, а за обедом серфил интернет.

Обновление новости о лихорадочных больных едва заметил среди вороха других статей, занимавших верхние строчки: конкурс «мисс весна» прошел в женской колонии; впервые за всю историю комментарий набрал миллион лайков; на аккаунт «самого щекастого кота» подписалось уже свыше трехсот человек. В то время как мы, люди на планете Земля, оказывается, всю свою жизнь, все свои бесцельно прожитые годы неправильно пользовались зубной пастой.