Заклинатель костей - Бриана Шилдс

Я спускаюсь на первый этаж наутро после отплытия из Мидвуда корабля с учениками и вижу, что матушка сидит в своем любимом кресле, и на коленях у нее лежит ее магическая книга, или гримуар.

Под глазами у нее обозначились голубоватые круги – это от утомления, и она облачена в ту же одежду, что и вчера, теперь уже изрядно помятую. Гадание на костях всегда забирает у человека много сил, а в последние несколько дней матушке пришлось потратить их еще больше, чем обычно. И сейчас она с головой ушла в свои мысли, что бывает с нею редко.

В детстве я часто пыталась заглянуть в ее гримуар, что для меня было своего рода игрой. После того как матушка целовала меня на ночь, я какое-то время ждала, а потом кралась по лестнице вниз, туда, где она работала, сидя за столом. Но всякий раз, когда я уже готовилась подобраться к ней сзади и одним глазком взглянуть на открытые страницы, она, даже не оборачиваясь, говорила:

– Иди в кровать, Саския.

Я тогда частенько гадала – а не может ли она видеть мое будущее, даже не прибегая к помощи костей? Ведь она гадала на меня столько раз, так, может статься, теперь ей ничего не стоит предсказать любой мой шаг без всяких магических штучек?

И потому, видя ее такой, как сейчас – окончательно вымотанной, сидящей, держа магическую книгу на самом виду и не подозревая о том, что я стою рядом, – я чувствую себя как человек, который плывет на лодке по быстрой реке и вдруг замечает, что в днище образовалась пробоина.

Матушка уже три дня пытается отыскать способ срастить переломившуюся кость, то есть сделать так, чтобы она снова стала целой, но все ее усилия тщетны. Мы с ней почти не разговаривали о том, что приключилось во время доведывания.

– Ну как, ты смогла найти то, что искала? – спрашиваю я.

Она вскидывает голову и прижимает руку к груди.

– Саския, – произносит она, широко раскрыв глаза. – Я не заметила, как ты подошла. – Судя по выражению ее лица, она чувствует сейчас то же, что и я, – если мы не будем действовать быстро, и ее, и меня поглотит поступающая в нашу лодку речная вода.

– Я не хотела тебя пугать. – Мой взгляд падает на разворот книги – на страницах изображены различные схемы расположения костей, а на полях видны аккуратные пометки.

Матушка перехватывает мой взгляд и закрывает книгу, после чего кладет ее в деревянный ларец и запирает на ключ, который носит на ленте, надетой на шею.

– Я стараюсь и подхожу все ближе, – отвечает она.

– А что, если… – Я пытаюсь найти слова, чтобы задать ей вопрос, который не дает мне покоя с того самого момента, как закончилось доведывание. – Что будет, если мы не станем ничего предпринимать? Что, если я буду просто жить дальше, не беспокоясь о той кости и не думая о том, что нужно снова сделать ее целой? Так ли уж это плохо – одновременно жить двумя разными жизнями?

Матушка открывает окно, и в комнату врывается прохладный ветерок, благоухающий сиренью.

– Пока кость не станет целой, не станешь целой и ты сама, – говорит она. – Так что нельзя просто сидеть и ничего не делать.

Я смотрю на сломанную кость, которая лежит на полке, прибитой к дальней стене. Одна ее половинка длиннее другой. Интересно, что имела в виду матушка, когда сказала, что я не могу стать целой?

Порыв ветра захлопывает окно, и я вздрагиваю. Матушка же не реагирует вообще. Она сидит, уставившись в пространство и покусывая нижнюю губу.

– Мне нужно, чтобы ты сходила в костницу и купила там кое-что, – говорит она наконец.

При мысли о том, что теперь мне удастся два-три часа пробыть вне дома, меня охватывает такое облегчение, что я сразу же начинаю чувствовать себя виноватой.

– Конечно, – отвечаю я. Матушка пишет список того, что ей понадобится, на листке бумаги и протягивает его мне.

– Если тебя начнут расспрашивать, отвечай туманно, – наставляет она. – И передай Эйми привет от меня.

Не успеваю я дойти до входной двери, как она отпирает ларец и снова берет в руки свой гримуар. Не понимаю, зачем она вообще его запирала.

* * *

Костница находится на окраине города рядом с Лесом Мертвых. Смрад доносится до меня задолго до того, как лес показывается впереди. Ступив на уходящий вверх склон холма, я закрываю нос рукой, но это не помогает – я все равно чую вонь разложения, от которой у меня начинается дурнота.

В лесу полно деревьев, на стволах которых аккуратно вырезаны имена и даты рождений и смертей, а также памятные надписи. С ветвей некоторых свисают джутовые мешки, в которых лежат останки умерших, находящиеся на различных стадиях разложения. Это первый этап подготовки костей – плоть должна сгнить, прежде чем с ними можно будет работать дальше, дабы семья покойного смогла их использовать. Под каждым занятым деревом лежат букеты цветов, безделушки и записки, принесенные скорбящими членами семьи.

Под нашим же семейным деревом ничего нет. Не так давно на нем висели останки моего отца, а до того – останки бабушки, но теперь лютики и голубые колокольчики, лежавшие у его подножия, убраны, а его ветви ничем не обременены. Я провожу рукой по шершавой коре и касаюсь вырезанных на ней имен людей, которых я любила. А затем прижимаюсь к стволу лбом.

Что бы о минувшем доведывании сказала бабуля? Она всегда полагала, что я стану Заклинательницей Костей, и, когда я была маленькой, я надеялась, что так оно и будет. Но потом все изменилось, и мне расхотелось заниматься магией. Как жаль, что я не могу поговорить с бабушкой – мне бы так хотелось побеседовать с ней еще хотя бы раз. Я вспоминаю последние несколько месяцев ее жизни – незадолго до своей кончины она начала видеть то, чего не было, страдать от ночных кошмаров и терять связь с реальностью, потому что была стара. А в самом конце… я трясу головой, стараясь избавиться от тяжелых мыслей. У меня нет времени предаваться горю. Только не сейчас.