Не отрекаются любя - Вероника Тушнова

        …

        В осеннем сквере палевый песок

        и ржавый лист на тишине воды…

        Все те же Патриаршие пруды,

        шестиэтажный дом наискосок,

        и снова дети роются в песке…

        И, может быть, мы рядом на скамью

        с тобой садимся.

        Я не узнаю

        ни добрых глаз, ни жилки на виске.

        Да и тебе, конечно, невдомек,

        что это я заплакала над ним,

        над одиноким мальчиком твоим,

        когда он уходил.

        Что одинок

        тогда он не был…

        Что твоя тоска

        мне больше,

        чем кому-нибудь, близка…

Капитаны

        Не ведется в доме разговоров

        про давно минувшие дела,

        желтый снимок – пароход «Суворов» –

        выцветает в ящике стола.

        Попытаюсь все-таки вглядеться

        пристальней в туман минувших лет,

        увидать далекий город детства,

        где родились мой отец и дед.

        Утро шло и мглою к горлу липло,

        салом шелестело по бортам…

        Кашлял продолжительно и хрипло

        досиня багровый капитан.

        Докурив, в карманы руки прятал

        и в белесом мареве зари

        всматривался в узенький фарватер

        Волги, обмелевшей у Твери.

        И возникал перед глазами

        причал на стынущей воде

        и домик в городе Казани,

        в Адмиралтейской слободе.

        Судьбу бродяжью проклиная,

        он ждет – скорей бы ледостав…

        Но сам не свой в начале мая,

        когда вода растет в кустах

        и подступает к трем оконцам

        в густых гераневых огнях,

        и, ослепленный мир обняв,

        весь день роскошествует солнце;

        когда прозрачен лед небес,

        а лед земной тяжел и порист,

        и в синем пламени по пояс

        бредет красно-лиловый лес…

        Горчащий дух набрякших почек,

        колючий, клейкий, спиртовой,

        и запах просмоленных бочек

        и дегтя… и десятки прочих

        тяжеловесною волной

        текут с причалов, с неба, с Волги,

        туманя кровь, сбивая с ног,

        и в мир вторгается свисток –

        привычный, хрипловатый, долгий…

        Волны медлительный разбег

        на камни расстилает пену,

        и осточертевают стены,

        и дом бросает человек…

        С трехлетним черноглазым сыном

        стоит на берегу жена…

        Даль будто бы растворена,

        расплавлена в сиянье синем.

        Гремят булыжником ободья

        тяжелых кованых телег…

        А пароход – как первый снег,

        как лебедь в блеске половодья…

        Пар вырывается, свистя,

        лениво шлепаются плицы…

        …Почти полсотни лет спустя

        такое утро сыну снится.

        Проснувшись, он к рулю идет,

        не видя волн беспечной пляски,

        и вниз уводит пароход

        защитной, пасмурной окраски.

        Бегут домишки по пятам,

        и, бакен огибая круто,

        отцовский домик капитан

        как будто видит на минуту.

        Но со штурвала своего

        потом уже не сводит взгляда,

        и на ресницах у него

        тяжелый пепел Сталинграда.

Жена прораба

        Стать врачом она хотела,

        малышей учить могла бы,

        а на стройке то и дело

        говорят:

        – Жена прораба. –

        Далеко, как будто не был,

        переулок у Арбата,

        светло-дымчатое небо,

        домик с крышею покатой…

        Здесь брезента плотный полог,

        хлопающий на ветру,

        солнца жгучего осколок

        вспарывает поутру.

        И теперь ее нисколько

        не смутит наверняка,

        если вдруг к походной койке

        соберутся облака,

        если за? полночь в палатку

        речка вломится, бурля,

        если, встряхнута взрывчаткой,

        из-под ног уйдет земля…

        Так положено, товарищ,

        здесь, на линии огня.

        Ты стираешь, чинишь, варишь,

        жизнь походную кляня:

        – То тайга, то степь, то горы,

        ездишь, ездишь – нет конца! –

        …Впрочем, эти разговоры

        так… для красного словца.

        Может, жены есть счастливей,

        но нужнее нет нигде.

        Это ты с лопатой в ливень

        стыла по пояс в воде.

        Это ты в жару, бывало,

        била щебень на шоссе,

        засыпало путь обвалом –

        на раскопку шла, как все…

        Как зато была ты рада

        и растрогана до слез,

        провожая долгим взглядом

        первый пробный паровоз…

        Над ущельем по отрогам

        паровозный лег дымок…

        Значит, новая дорога