Общага-на-Крови - Алексей Иванов

– Ванька, спой чего-нибудь, – подсказал Отличник.

Метнув на него благодарный взгляд, Ванька схватил гитару. Он спел свою любимую «Белую акацию», спел «Гори, гори, моя звезда», спел «Степь да степь кругом» – Ринат всё сидел над последним стаканом и курил сигареты Нелли. Ванька спел ещё песен пять, пока Ринат наконец не осушил стакан и не поднялся.

После его ухода воцарилось молчание. Лёля не возвращалась.

– Пойду на «мотор», куплю водки, – сказал Ванька. – Дайте денег.

– Может, Иван, остановимся? – грустно спросил Игорь.

Нелли молча достала и протянула Ваньке десятку.

Ванька надел кроссовки и ушёл. Лёли ещё не было. Игорь и Нелли стали о чём-то тихо разговаривать, и Отличник отвернулся к стене. Услышав шорох, они замолчали – то ли испугались, что разбудили Отличника, то ли, наоборот, испугались, что он ещё не спит и может их слышать. Отличник понял, что уснуть уже не сумеет, и загрустил от того, что его присутствие тяготит Игоря и Нелли. Он решил пойти в двести двенадцатую к Лёле, сел и пошарил под кроватью ногами, ища тапочки.

– Ты куда, Отличник? – заботливо спросила Нелли.

– В туалет, – сказал Отличник и пошёл.

Однако в двести двенадцатой Лёли не было. Возвращаться обратно Отличнику не хотелось, он побрёл в коридор и там увидел, что Лёля с кем-то стоит и курит на балконе. Отличник направился к ней и вдруг узнал в Лёлином соседе всё того же Рината Ботова. Ринат вдруг придвинулся к Лёле, обнял её и начал целовать. Отличник ясно видел их силуэты в проёме балконных дверей на фоне тёмного, но яркого неба.

– Не надо, Ринат, не надо… – услышал Отличник Лёлин голос. – Нет, ну, прошу тебя… – Ринат тискал Лёлю, забираясь под кавалерийский халат. – Уходи, – зло сказала Лёля. – Я тебе говорила, что ничего тебе не будет… Иди к своим бабам.

Отличник оторопел, замер на месте, но, опомнившись, бросился в кухню, нашарил в потёмках крышку мусорного бака и брякнул ею по стене. Выглянув из кухни, он увидел, что Ринат убрал руки и оба они – Ринат и Лёля, – щурясь, пристально смотрят в коридор. Отличник вышел и направился к ним.

– Мусор выбросил, – подходя ближе, пояснил он.

Ринат, рассмотрев его, отвернулся. Отличник встал на балконе рядом с Лёлей, но по другую сторону от Ринат, и облокотился о перила. Некоторое время они втроём стояли молча, потом Ринат засопел, распрямился, плюнул через перила и ушёл.

– Он ко мне приставал, – подождав немного, сказала Лёля.

– Да я видел… – неохотно сознался Отличник.

– Он уже ко мне давно пристаёт, – спокойно сказала Лёля. – С прошлого Нового года. Говорит, любит, а мне он омерзителен… Ты меня презираешь, Отличничек?

– Господь с тобой, – улыбнувшись, успокоил её Отличник.

Он поднял лицо. Небосвод над городом был полон мерного, бездонного, вечного и тёмного света, в котором на разной глубине, то любопытно-близко, то в равнодушной и невообразимой дали, горели мелкие звёзды. Лунный шар полупрозрачно таял, а сквозь него просвечивала бездна. Отличник ощутил, как сейчас, когда за полночь, в мире наступает время истины и всё меняется местами: небо становится главным из всего, что есть в Мироздании, а Земля истончается в призрак; за внешней простотой видимого мира сквозит беспредельность космического смысла. Во тьме, как корабли, плыли кроны деревьев, тёмно-синие сверху и рыбно-чешуистые снизу, а рядом с ними на голых скатах крыш коряво торчали антенны, словно разросшиеся, подобно кораллам, железные кресты на фантастических погостах роботов. На асфальте хаотично смешивались и накладывались друг на друга полотнища света от каждого фонаря и лучи теней от столбов и стволов. Вся эта качающаяся, пьяная чересполосица вертикалей казалась ветхими подпорками, сикось-накось поставленными под брюхо великой темноте.

– Поговори со мной, Отличник, – тихо попросила Лёля.

– Там, наверное, Игорь и Нелли нас заждались… – первое, что пришло в голову, сказал Отличник, думая о своём.

– Не прогоняй меня.

– Я не прогоняю… Я так просто…

– Не ждут они нас. Они уже трахаются давно.

– М-м-м… – промычал Отличник, который никак не мог сосредоточиться и настроиться на разговор. – А почему Ваньки долго нет? До «мотора» минута ходу.

– Да вон он сидит, – просто сказала Лёля. – Водку пьёт.

– Где? .. – снова растерялся Отличник, но тут и сам увидел в тени лип вдоль дороги человека на скамейке. Человек сидел неподвижно, только один раз шевельнулся, и блеснула бутылка. Прежние мысли выскочили из головы Отличника. Ему стало жутко. Он не понимал, почему Ванька в одиночестве сидит на скамейке и глушит общую водку.

– Боже мой, надо позвать его… – ёжась, сказал Отличник.

– Не надо. Он напиться хочет. Со всеми вместе ему не хватит.

– Что с тобой, Лёлечка? – поворачиваясь, спросил Отличник. – Почему ты говоришь про него так… равнодушно?

– Я, может, и не люблю его, – глядя на Ваньку, сказала Лёля.

– А кого ты любишь? – тупо спросил Отличник.

– Тебя.

Лёля сзади обняла его, прижалась к его спине и положила подбородок на его плечо, касаясь щеки щекой. Отличник почувствовал два мягких, жарких, давящих пятна на своих лопатках. Он ошарашенно молчал. Может быть, он и сам знал то, что сказала ему Лёля, только не хотел разбираться, а точнее – верить. Внезапность Лёлиного слова окончательно разрушила его способность понимать что-либо. А вдруг и нету на Земле никакого острова Тенерифе, показалось ему. Вдруг здесь, в этой общаге, в Лёле и находится то, чего он ждёт и даже не решается искать? Страшная жалость шевельнулась в груди Отличника, затыкая горло. Но Отличник с ужасом почувствовал, что он не хочет жалеть, не хочет любить, просто не может любить Лёлю, хотя ему надо её любить. Путь любви к Лёле лежит через долгую боль, а в нём боли не было. Было только счастье, поэтому любовь к Лёле стала бы ложью. Отличник понял, что он не нуждается в спасении, чем была любовь Лёли. В нём столько силы и воли, что он никогда и не будет нуждаться в спасении. Он всегда сможет спасти себя сам. Ему нужна была только радость, а она ждала его под небом Тенерифе. И, словно оправдываясь, он спросил, хотя глупее этого вопроса вряд ли что можно было придумать: