Смерть в Миракл Крик - Энджи Ким

– Роза родилась не такой, – заявила Тереза, выступив вперед. – Она не родилась с ДЦП. Она была здоровым ребенком. Ходила, говорила, обожала турники. А потом она заболела и мы недостаточно быстро отвезли ее в больницу, – она почувствовала руку, сжавшую ей плечо – это Китт. – Она не должна была оказаться в инвалидном кресле. И вы упрекаете меня, осуждаете меня за то, что я пытаюсь ее вылечить?

– Извините, – сказала женщина с серебристым бобом. – Но мы обращаемся к родителям детей с аутизмом, это другое…

– Почему же другое? – сказала Тереза. – Потому что они такими родились? А как насчет детей, рожденных с опухолью или с волчьей пастью? Очевидно, Господь хотел, чтобы они родились такими, но разве из-за этого родители должны отказываться от операции, облучения, всего, что может сделать их детей целыми и здоровыми?

– Наши дети уже целые и здоровые, – сказала женщина. – Аутизм – не порок, это другой уровень жизни, и любое так называемое лечение – шарлатанство.

– Уверены? – спросила Китт, вставая рядом с Терезой. – Я тоже так думала, а потом прочитала, что у многих детей-аутистов проблемы с пищеварением. Из-за этого они ходят на цыпочках: напряжение мышц помогает справляться с болью. ТиДжей всегда ходит на носочках, и мы прошли обследование. Оказалось, у него сильное воспаление, а сказать сам он не мог.

– У нее похожая история, – Тереза показала на Элизабет. – Она перепробовала кучу методов лечения, и ее сын изменился настолько, что врачи уже не считают его аутистом.

– Знаем мы все о ее методах лечения. Чудо, что ее сын все это пережил. Не все выживают, – женщина ткнула плакат с пылающей камерой ГБО в лицо Элизабет.

Элизабет усмехнулась и покачала головой, прижала Генри ближе к себе и попыталась уйти. Женщина схватила Элизабет за руку и резко дернула. Девушка вскрикнула, попыталась высвободиться, но женщина сжала пальцы крепче и не отпускала.

– Хватит меня игнорировать, – сказала она. – Если не прекратишь, произойдет что-то ужасное. Обещаю.

– Эй, отпусти, – сказала Тереза, вставая между ними и отталкивая женщину. Та повернулась, сжала кулаки, словно собиралась ударить, и Тереза почувствовала, как по плечам и спине побежали мурашки. Она сказала себе не глупить, это всего лишь женщина с сильными убеждениями, нечего бояться, и потребовала:

– Пропустите. Немедленно.

Мгновение, и демонстранты отступили. Потом подняли транспаранты над головой и медленно продолжили свое шествие.

Странно было сидеть в суде и слушать события утра перед взрывом в пересказе Мэтта. Тереза не ожидала, что воспоминания ее и Мэтта совпадут в точности: она смотрела «Закон и порядок», много знала, не была наивной. Но все же разница поражала. Мэтт свел всю перепалку с демонстрантами к одной фразе – «об эффективности и безопасности экспериментальных методов лечения аутизма» – и даже не упомянул аргументы Терезы о других заболеваниях, потеряв часть дискуссии или посчитав ее неважной. Иерархия инвалидностей, которая для Терезы стояла во главе угла, которую она защищала с пеной у рта, для Мэтта ничего не значила. Будь у него ребенок-инвалид, он бы думал иначе. Ребенок с особыми потребностями не просто меняет тебя, он превращает тебя в кого-то другого, перемещает в параллельную вселенную с измененной осью гравитации.

– Что в это время делала подсудимая? – спросил Эйб.

– Элизабет не принимала участия в споре, – ответил Мэтт. – Мне это показалось странным, обычно она рада рассказать о способах лечения аутизма. Она просто таращилась на листовку. Там внизу был текст, и она щурилась, словно пыталась разобрать надпись.

Эйб передал Мэтту лист бумаги.

– Речь идет об этой листовке?

– Да.

– Пожалуйста, прочитайте подпись.

– Недостаточно избегать возникновения искр в помещении. Однажды пожар, начавшийся вне камеры под трубами для подведения кислорода, привел к взрыву и повлек человеческие жертвы.

– Пожар, начавшийся вне камеры под трубами с кислородом, – повторил Эйб. – Разве не это в точности произошло с «Субмариной Чудес» в тот день?

Мэтт взглянул на Элизабет, сжимая зубы.

– Это, – сказал он, – и я знаю, что она обратила внимание на надпись, потому что подошла потом к Паку и рассказала о листовке. Пак сказал, что у нас такого не произойдет, он не подпустит демонстрантов близко к ангару, но Элизабет все твердила, как они опасны, и заставила его пообещать, что он позвонит в полицию и расскажет об их угрозах, чтобы все было задокументировано.

– Как прошло погружение? Она что-нибудь об этом говорила?

– Нет, она молчала. Выглядела рассеянной. Казалось, что тщательно что-то обдумывает.

– Возможно, что-то замышляет? – спросил Эйб.

– Протестую, – заявила адвокат Элизабет.

– Принято. Присяжные не будут учитывать вопрос, – сказал судья ленивым тоном. Юридический вариант «да, да, да». Не то чтобы это имело какое-то значение. И так все о том и думали: листовка подала Элизабет идею поджечь камеру и свалить все на демонстрантов.

– Доктор Томпсон, пыталась ли Элизабет обвинить во всем демонстрантов, когда Субмарина Чудес взорвалась ровно так, как она предупреждала?

– Да, тем же вечером, – сказал Мэтт. – Я слышал, как она рассказывала следователям, что совершенно уверена, что это сделали демонстранты, что это они подожгли шланги с кислородом.

Тереза тоже это слышала. Сначала она, как и все остальные, была в этом уверена. Первую неделю демонстранты вообще считались главными подозреваемыми, и даже арест Элизабет не рассеял подозрений. Даже этим утром, когда напутствие присяжным от адвоката Элизабет состоялось после выступления стороны обвинения, Тереза расстроилась, уверенная, что защита будет выставлять демонстрантов настоящими убийцами.

– Доктор Томпсон, расскажите, что еще произошло тем утром после встречи с демонстрантами, – попросил Эйб.

– После сеанса Элизабет и Китт ушли, а я помог Терезе провезти инвалидное кресло Розы через лес. Когда мы подошли к поляне, Генри и ТиДжей уже сидели в машинах, а Элизабет и Китт стояли в стороне, на опушке. Они ссорились.

Тереза вспомнила: они действительно кричали, но шепотом, как ругаются на людях, не желая делать личный предмет спора достоянием общественности.

– Что они говорили?

– Сложно было разобрать, но я слышал, как Элизабет обозвала Китт «завистливой сучкой» и сказала что-то вроде «Хотела бы я валяться, посасывая конфеты, вместо того, чтобы заботиться о Генри».