Избранное. Стихи, песни, поэмы - Александр Городницкий

        Но сколько песен все бы мы ни пели,

        Его нам одного – не заменить.

2

        На Ваганьковом горят сухие листья.

        Купола блестят на солнце – больно глазу.

        Приходи сюда и молча помолись ты,

        Даже если не молился ты ни разу.

        Облаков плывёт небесная отара

        Над сторожкой милицейскою унылой,

        И застыла одинокая гитара,

        Как собака над хозяйскою могилой.

        Ветви чёрные раскачивают ветры

        Над прозрачной неподвижною водою,

        И ушедшие безвременно поэты

        Улыбаются улыбкой молодою.

        Их земля теперь связала воедино,

        Опоила их, как водкою, дурманом.

        Запах вянущих цветов и запах дыма –

        Всё проходит в этом мире безымянном.

        На Ваганьковом горят сухие листья.

        За стеной звенит трамвай из дальней дали.

        Приходи сюда и молча помолись ты –

        Это осень наступает не твоя ли?

    1980

Песни к спектаклю по повести Юрия Давыдова «На скаковом поле, около бойни…»

1. Если иначе нельзя (Первая песня Дмитрия Лизогуба)

        Если иначе нельзя

        И грядут неизбежные битвы,

        Дав путеводную нить

        И врагов беспощадно разя,

        Боже, не дай мне убить –

        Избери меня прежде убитым,

        Если иначе нельзя,

        Если иначе нельзя.

        Боже всевидящий мой,

        Ты нам шлёшь испытания плоти.

        Пусть же к вершинам твоим

        Приведёт нас крутая стезя,

        Чтобы пророк над толпой

        Возвышался бы на эшафоте,

        Если иначе нельзя,

        Если иначе нельзя.

        Если иначе нельзя

        Слышать птиц несмолкающий гомон,

        Видеть, как чайка летит,

        На крыле неподвижном скользя,

        Пусть возражают друзья –

        Не отдай эту чашу другому,

        Если иначе нельзя.

        Если иначе нельзя…

    1980

2. Губернаторская власть (Третья песня Дмитрия Лизогуба)

        Выделяться не старайся из черни,

        Усмиряй свою гордыню и плоть:

        Ты живёшь среди российских губерний, –

        Хуже места не придумал господь.

        Бесполезно возражать государству,

        Понапрасну тратить ум свой и дар свой,

        Государю и властям благодарствуй, –

        Обкорнают тебе крылья, сокол.

        Губернаторская власть хуже царской,

        Губернаторская власть хуже царской,

        Губернаторская власть хуже царской, –

        До царя далеко, до Бога высоко.

        Ах, наивные твои убежденья! –

        Им в базарный день полушка – цена.

        Бесполезно призывать к пробужденью

        Не желающих очнуться от сна.

        Не отыщешь от недуга лекарства,

        Хоть христосуйся со всеми на Пасху,

        Не проймёшь народ ни лаской, ни таской,

        Вековечный не порушишь закон:

        Губернаторская власть хуже царской,

        Губернаторская власть хуже царской,

        Губернаторская власть хуже царской, –

        До царя далеко, до Бога высоко.

        Заливай тоску вином, Ваша милость.

        Молодую жизнь губить не спеши:

        Если где-то и искать справедливость,

        То уж точно, что не в этой глуши.

        Нелегко расстаться с жизнию барской,

        Со богатством да родительской лаской.

        Воздадут тебе за нрав твой бунтарский –

        Дом построят без дверей и окон.

        Губернаторская власть хуже царской,

        Губернаторская власть хуже царской,

        Губернаторская власть хуже царской, –

        До царя далеко, до Бога высоко.

    1981

Пушкин и декабристы

Слух обо мне…

    А. С. Пушкин

        В Завод Петровский пятого числа

        Глухая весть о Пушкине пришла.

        Дыханье горна судорожно билось,

        Ночная вьюга пела и клубилась,

        Три каторжника сели у огня,

        Чугунными браслетами звеня.

        Дымились, просыхая, полушубки,

        Сырые не раскуривались трубки.

        За низким зарешеченным окном

        Стонали ели от метели лютой,

        И очень долго, более минуты,

        Никто не заговаривал о нём.

        «Ещё одно на нас свалилось горе, –

        Сказал Волконский, общим думам вторя, –

        Несчастный, мы могли ему помочь.

        Хотя он не был даже арестован,

        Его казнили в качестве шестого,

        Как пятерых на кронверке в ту ночь.

        Когда б стоял на площади он с нами,

        Он стал бы наше истинное знамя

        И, много лет отечеству служив,

        Пусть в кандалах, но всё же был бы жив.

        Когда бы принят был он в наше братство,

        Открыто посягнувшее на рабство,

        То, обретя свободу для души

        И черпая в страданьях вдохновенье,

        Он мог бы создавать свои творенья,

        Как Кюхельбекер – в ссылке и глуши».