Избранное. Стихи, песни, поэмы - Александр Городницкий

        Светало. Около отлива

        Кричала чайка хлопотливо.

        Тяжёлый дождь стучал в окно.

        О чём он думал, Младший Питер,

        Когда лицо устало вытер,

        Закончив это полотно?

        О чём он думал, старый мастер?

        В ночном порту скрипели снасти,

        Холодный ветер гнал волну.

        Об одиночестве пророка,

        Явившегося позже срока,

        Попавшего не в ту страну?

        Толпа в предчувствии потехи.

        Мерцают золотом доспехи,

        Ладони тянет нищета.

        Окрестность – в ожиданье снега,

        И туча провисает с неба,

        И над Голгофой – пустота.

    1982

Николай Гумилёв

        От неправедных гонений

        Уберечь не может слово.

        Вам помочь не в силах небо,

        Провозвестники культуры.

        Восемь книг стихотворений

        Николая Гумилёва

        Не спасли его от гнева

        Пролетарской диктатуры.

        Полушёпот этой темы,

        Полуправда этой драмы,

        Где во мраке светят слабо

        Жизни порванные звенья –

        И застенок на Шпалерной,

        И легенда с телеграммой,

        И прижизненная слава,

        И посмертное забвенье.

        Конвоир не знает сонный

        Государственных секретов, –

        В чём была, да и была ли

        Казни грозная причина.

        Революция способна

        Убивать своих поэтов,

        И поэтому едва ли

        От погрома отличима.

        Царскосельские уроки

        Знаменитейшего мэтра,

        Абиссинские пустыни

        И окопы на Германской…

        И твердят мальчишки строки,

        Что солёным пахнут ветром,

        И туманный облик стынет

        За лица бесстрастной маской.

        И летят сквозь наше время

        Горькой памятью былого,

        Для изданий неуместны,

        Не предмет для кандидатских,

        Восемь книг стихотворений

        Николая Гумилёва,

        И как две отдельных песни –

        Два «Георгия» солдатских.

    1982

Иван Пущин и Матвей Муравьёв

        За окнами темно,

        Закрыты ставни на ночь.

        Ущербная луна

        Струит холодный свет.

        Раскупорим вино,

        Мой друг Иван Иваныч,

        Воспомним имена

        Иных, которых нет.

        Сырые рудники

        Хребты нам не согнули.

        И барабанный бой

        Над нашею судьбой.

        Острогам вопреки,

        Штрафной чеченской пуле,

        Мы выжили с тобой,

        Мы выжили с тобой.

        Кругом колючий снег,

        Пустыня без предела.

        За праздничным столом

        Остались мы вдвоём.

        Идёт на убыль век,

        И никому нет дела,

        Что мы ещё живём,

        Что мы ещё живём,

        Свечей ложится медь

        На белые затылки.

        Страшней стальных цепей

        Забвения печать.

        Лишь прятать нам под клеть

        С записками бутылки

        Да грамоте детей

        Сибирских обучать.

        Не ставит ни во что

        Нас грозное начальство,

        Уверено вполне,

        Что завтра мы умрём.

        Так выпьем же за то,

        Чтоб календарь кончался

        Четырнадцатым не –

        забвенным декабрём!

    1983

Девятнадцатый век

        Век девятнадцатый притягивает нас –

        Сегодняшнего давнее начало!

        Его огонь далёкий не погас,

        Мелодия его не отзвучала.

        Забытый век, где синий воздух чист,

        Где стук копыт и дребезжанье дрожек,

        И кружится неторопливый лист

        Над гравием ухоженных дорожек!

        А между тем, то был жестокий век

        Кровавых войн и сумрачных метелей.

        Мы вряд ли бы вернуться захотели

        К лучине и скрипению телег.

        Минувшее. Не так ли древний грек,

        О прошлом сожалея бесполезно,

        Бранил с тоскою бронзовый свой век,

        Ещё не помышляя о железном.

    1982

Иосиф Флавий

Натану Эйдельману

        В бесславье или славе

        Среди чужих людей

        Живёт Иосиф Флавий,

        Пленённый иудей?

        Глаза его печальны,

        И волосы – как медь.

        Он был военачальник,

        Но медлил умереть.

        Рать воинов суровых

        Ушла навеки в ночь,

        Всесильный Иегова

        Не в силах ей помочь.

        Ему лишь для мученья

        Недоставало сил, –

        Ценою отреченья

        Он жизнь свою купил.

        Живёт Иосиф в Риме,

        И римлянам претит,

        Что ласковей, чем с ними,

        Беседует с ним Тит.