Ермак. Начало - Игорь Валериев

Мое тело сработало на автомате. Резко присев, отводя руку бандита с саблей своим левым предплечьем вверх, я правой рукой с кинжалом ударил снизу вверх. Противник, не ожидавший от меня такой прыти, провалился в выпаде и напоролся шеей на мой кинжал, который вскрыл ее от уха до уха. Фонтан крови из распоротой шеи бандита окатил меня с ног до головы.

«Теперь я точно похож на обожравшегося вурдалака», – выпрямляясь и делая шаг в сторону от падающего на меня мертвого хунхуза, подумал я.

В этот момент в моей голове раздался возглас:

– А-а-а! !! – и будто на секунду выключился свет в глазах.

Так… Тимоха вырубился.

Я стер ладонью кровь с лица. Самого меня также ощутимо потряхивало. Все-таки в последний раз вот так лицом к лицу и на ножах в той жизни сходился во второй Чеченской кампании, почти двадцать с лишним лет назад. «Или сто с лишним лет вперед, – нервно хохотнул про себя я. – Все. Собрались! Работаем! »

Осматривая убитого китайца или маньчжура, судя по имеющейся косе, я обратил внимание, что одет он был, в отличие от первой пары зарезанных бандитов, в целый и относительно чистый халат, хорошие штаны и сапоги. Лоб его был выбрит, а волосы сзади были заплетены в длинную косу. Холодное оружие у этого хунхуза тоже было на высоте. В руке он продолжал сжимать хороший клинок. Разжав пальцы у мертвого маньчжура, я вынул из его еще теплой ладони саблю и, примерившись к удобному эфесу, взмахнул клинком перед собой крест-накрест. Сабля рассекла со свистом воздух, а тело будто бы запросило дальнейших движений.

«Значит, Тимоха хорошо работает с шашкой, – рассматривая более внимательно саблю, думал я. – У меня таких навыков и отработанных движений по фехтованию саблей не было. А сабля все же более похожа на китайский меч “Люйе Дао”, хотя могу и ошибаться, в китайском холодном оружии я разбираюсь плохо. Но клинок хорош: отличная балансировка, хорошая сталь и заточка. Кстати, где-то и винтовка должна быть».

Зайдя за дерево, из-за которого выскочил китаец, я обнаружил там аккуратно прислоненное к стволу оружие. Взяв его, с удивлением обнаружил, что держу в руках восьмизарядную винтовку Маузера 71/84. Передернув затвор несколько раз, вынул из винтовки три патрона. Вернулся к мертвому китайцу, обыскал его, но патронов больше не нашел.

«Они что, без патронов в набег ходят? !» – рассматривая на просвет чистоту ствола, думал я. Но потом вспомнил, что в это время покупка оружия и боеприпасов обходилась хунхузам столь недешево, что винтовочные патроны иностранного производства, к примеру, именовались на бандитском жаргоне даянами («серебряными долларами»). А уж к Маузеру 71/84 цены на патроны должны были быть вообще запредельными. Такие винтовки в Европе только три-четыре года назад появились. И путь такой магазинной винтовки из Германии в Маньчжурию должен был быть очень дорогим.

«Жаль… – подумал я. – Винтовка замечательная, но к ней только три патрона, а от берданок к ней патроны не походят. Не тот калибр: у маузера – одиннадцать миллиметров, а у берданки – десять семьдесят пять. Ладно, потом ее заберу, а то жаба задушит, все-таки одна из первых магазинных винтовок в мире. Раритет! »

Поставив винтовку назад к дереву, я снял с китайца ножны от меча, надел их на себя и как-то молодцевато вложил в них клинок. Потом, взяв в правую руку кинжал и еще раз внимательно оглядев место последней схватки, отправился за последними двумя китайцами, которых определил как свой ходячий боекомплект.

Их я нашел на том месте у ручья, где делал перевязку. Они стояли у камня, на котором я сидел, и что-то внимательно рассматривали на земле, при этом один из них держал в руках свою винтовку и мой карабин, который я спрятал за камнями.

«Лучшего случая не будет! » – подумал я и, прыжком из кустов пролетев по воздуху метра три, оказался между хунхузами, держа в правой руке китайский меч, в левой руке кинжал, крутанулся на сто восемьдесят градусов, нанося удары обеими руками, и два бандита опрокинулись, орошая землю кровью. Причем тому, кого ударил мечом, голову я отрубил почти полностью, и она держалась на остатках не перерубленных сухожилий и кожи.

Я упал на колени, воткнув оружие в землю, и меня стало неудержимо рвать всем тем, что успел съесть с утра Тимоха, а потом желчью.

Такое у меня было только после первой рукопашной схватки на ножах в Афганистане. Мы тогда зачищали какой-то кишлак в долине Панджера. Командир группы дал мне команду занять позицию на крыше одинокой хижины, стоящей на склоне горы, с которой весь кишлак был виден как на ладони. Я короткими перебежками стал приближаться к этому строению, когда на меня из-за дувала сверху свалился «дух» – крепкий, загорелый до черноты мужчина лет сорока. Упав от неожиданного удара на землю и выронив СВД, я откатился в сторону, выхватывая из ножен нож разведчика. Афганец также уронил автомат и дотянуться до него уже не успевал. Поэтому он также выхватил большой прямой тесак из-за голенища сапога, и мы с ним встали друг против друга на тропинке перед дувалом. Два или три раза наши клинки сталкивались при попытке нанести друг другу резаные раны. Потом «дух» попытался меня достать прямым ударом в живот, а я, сделав подшаг в сторону, пропуская его руку, развернулся на 180 градусов, нанося рубящий удар в область шеи. Мой острый как бритва нож практически перерубил горло моджахеду.

Увидев на земле тело афганца с фонтаном крови из шеи и дергающимися в последних конвульсиях руками и ногами, я тогда так же упал на колени, и мой завтрак и вчерашний ужин в один миг оказались в горячей пыли. Я даже не заметил, как ко мне подбежали двое страхующих меня ребят из группы, которые не могли стрелять, чтобы раньше времени не обнаружить нашу группу, и потащили ближе к глинобитной стене, ограждающей дом, чтобы не попасть под возможный огонь душманов. А ведь на тот момент у меня уже было личное кладбище уничтоженных снайперским огнем «духов» и две боевые медали.

Когда в организме закончилась все, что могло выйти рвотой, я встал с колен, вытер губы тыльной стороной ладони и принялся за грязную работу войны. Обшарив убитых китайцев, я отобрал для себя девять патронов для берданки, подсумок для патронов, хороший ремень, к которому прикрепил подсумок и кинжал. Потом, прополоскав рот и попив из ручья, взял свой карабин, к которому уже привык, вложил в ножны меч и пошел к выходу из оврага.